След в прошлом - [39]

Терехов прошёл к личному составу заставы, постоенному в две шеренги, рядом с вертолётной площадкой. Строй мгновенно распался, пограничники с радостными возгласами обступили своего замполита, которого не видели более полугода…

Застолье по случаю возвращения Терехова, по обилию салатов и блюд, было больше похоже на новогоднее торжество — женщины постарались на славу. В углу стояли две коробки с шампанским, привезенные Володей.

Собрались на квартире у Николая сразу же после проведения боевого расчёта, настроение у всех было приподнятое. Шутка ли, три важных события: возвращение Володи, назначение на вышестоящую должность Николая, и перевод Максима в органы военной контрразведки.

Володя сидел в центре стола красивый, загорелый и мужественный. Рядом с ним сидел Тёма и с восхищением глядел на него, в руках он держал альбом с афганскими фотографиями. Володя уже успел посвятить его в отдельные детали своего пребывания на афганской войне.

Разлили по бокалам шампанское, первым слово взял Максим. Он сказал кратко и ёмко, другого от него и не ждали. Все на заставе знали, что их командир не любит понапрасну сотрясать воздух.

— За Родину умереть легко. Ей служить тяжело, — сказал он. — С возвращением, Владимир Иванович, на родную заставу, здоровым и невредимым! Здесь все вас ждали увидеть именно таким.

Выпили. Налили ещё. Володя взял в руки бокал и обвёл всех взглядом.

— Спасибо, друзья! Там, где я был, мне часто не хватало морского воздуха, запаха и вкуса «клоповки» и корюшки, в общем, всего того, чем была наполнена моя жизнь здесь, на моей родной заставе.

Давайте выпьем за всех тех, кто ждал меня, — сказал он, и голос его дрогнул.

Всем было понятно, чем было вызвано его волнение. За столом не было его семьи — жены и трехлетнего сына. Но спросить его об этом пока никто не решался. Известно было лишь, что они некоторое время находилась в Пяндже, но после обстрела военного городка уехала оттуда и сейчас живут у родителей. В комнате воцарилось неловкое молчание.

— Трудно было в Афгане, Володя? — поспешила спросить его Лена. — Расскажи, как там воюют наши парни?

Владимир на мгновение задумался, словно собирался с мыслями.

— Да, Леночка, очень было трудно и, прежде всего, морально. Когда в декабре 1979 года советские дивизии вошли в Афганистан, у меня, а я тогда только что окончил училище, не было и капли сомнения, ибо всё это предопределено неким смыслом международной политики партии, одним из партийных поручений, которое было дано нашим военным стратегам и армии.

Впрочем, это и неудивительно. Когда тебе несколько лет подряд твердят об интернациональном долге и зверином оскале империализма, ты становишься человеком со специальной кодовой системой миропонимания.

Эта система покорно срабатывала на любой запущенный из Кремля сигнал и не способствовала размышлениям — правильный он или нет, власть отдала приказ и точка… И эта «правота», рождённая в кремлёвских кабинетах, подавалась нам как истина последней инстанции.

— Но ведь, Володя, так и должно быть, — осторожно заметил Николай. — Иначе…

— Я понял, Коля, о чём ты хочешь мне сказать. Действительно, если армия в таких случаях начинает размышлять, сомневаться в правильности приказов, то она из мощной организованной силы превращается в колхоз и колхозников с растопыренными мозгами. Что неизбежно приводит к поражению даже от противника, который слабее.

Нам из Кремля постоянно говорили: в афганистане народ совершил революцию и жаждет помощи. Враги со всех сторон наседают на него, и наш интернациональный долг — не дать затоптать молодые побеги афганской демократии. Не так ли?

— Да, Володя, так, — согласился Николай.

— Так, вот в Ашхабаде меня свёл случай с двумя военными: один — журналист газеты «Красная звезда», которая, как известно, является печатным органом Минобороны, другой — полковник Генштаба, оба честные и совестливые офицеры.

Во время совместного застолья, организованного нами в гостинице, где мы пили несильно разбавленный спирт, этот продукт в Афгане назывался «шилом», и закусывали рыбными котлетами в томатном соусе, военкор в звании майора, показал мне инструкцию Генштаба о правилах освещения в СМИ «интернациональной помощи братскому афганскому народу».

— И что тебя в ней удивило?

— Эта инструкция предписывала рассказывать советскому народу не о войне, а о неких «совместных учениях» советских и афганских подразделений, притом не более чем за роту.

А также о том, как наши солдаты и офицеры помогают афганцам ремонтировать дороги и мосты, доставлять в кишлаки провиант, а попутно отбивать нападения недругов, которых следовало называть закавыченным словом «противник».

— Хм. Война в кавычках! Додумались же узколобые, — презрительно процедил сквозь зубы Максим.

— Полковник, — продолжил Володя, — показал мне фотографии, на которых было запечатлено гигантское кладбище, неподалёку от кабульского аэродрома, подбитых советских танков и бронемашин, самолётов и вертолётов.

В тот миг у меня впервые в голове шевельнулась смутная мыслишка, что такой урон нам может нанести только очень серьёзная сила.

— Ты и поделился с ними своими соображениями? — спросил Николай.