След в прошлом - [37]

— Дуся, что ты мне сказала, я не расслышал? — крикнул Максим, опуская таз с рыбой на землю.

Мать, услышав его слова, замерла на месте как вкопанная. Почему Максим, спрашивает Дусю? Разве она говорит? — никак не могла взять в толк мать.

— Дочь, я что-то не пойму. Максим Александрович сказал, что ты…

— Да, мама, — прервала она её и прижала её к своей груди. — Ко мне вернулся голос…

Ноги пожилой женщины сделались неожиданно ватными, её сердцебиение участилось, и она стала опускаться на землю.

— Максим! — громко крикнула Дуся, подхватив мать, — маме плохо…

Максим подбежал к матери, и, подхватив её на руки, внёс в фельдшерский кабинет.

— Елена Феликсовна, скажите, пожалуйста, как помочь вам?

— Дайте мне выпить настойки корвалола и понюхать нашатыря, — попросила она слабым голосом и указала на шкаф, висевший у окна.

Максим распахнул дверцы шкафа, на который указала мать. Нужные лекарства им были отысканы сразу.

Через некоторое время, когда она успокоилась окончательно, Дуся рассказала матери, о том, что случилось с ними на реке, умолчав при этом лишь некоторые подробности, связанные с их близостью.

Но прошло ещё три дня, и она призналась ей сама, что полюбила Максима.

— Ох, доченька, — вздохнула тяжело мать, — любить-то можно, лишь бы ум не оказался в дураках у сердца…

На следующий день в их жизни случились ещё три важных события, которые и расставили всё по своим местам.

Глава двенадцатая Три важных события

— Максим Александрович, с Афганистана вернулся Володя Терехов, сегодня он прилетит на заставу, — раздался голос Николая. — Максим закрыл журнал службы пограничных нарядов и посмотрел на вошедшего в канцелярию своего заместителя. — Володя позвонил мне вчера поздно вечером, узнал, как обстоят дела на заставе, спросил, что нужно привести? Борт будет в 17 часов…

— Ну и слава богу, что у нас на заставе без потерь… На войне побывать, это ведь не к родной тётке в гости съездить. Война в Афганистане с каждым годом лишь набирает обороты, неся человеческие жертвы и страдания… — устало бросил Максим.

— Да, согласен с вами, это не к тётке съездить, — поддакнул Николай. — Мне вот только непонятно, что же это за война такая в поддержку афганской «демократической революции», если наш 140-тысячный, вооружённый до зубов ограниченный контингент, при поддержке 30-тысячной афганской армии, седьмой год не может справиться с какими-то горными пастухами?

— Не следует, Николай, принижать боеспособность противника на словах, когда он на деле доказал обратное, — сухо заметил Максим.

— Извините. Так их назвал один из генералов генштаба. Я слышал это по радио собственными ушами…

Максим вопросительно посмотрел на него.

— Какое определение противнику, с которым воюют наши парни в Афганистане, дал московский паркетный генерал я не слышал, но и хрен с ним.

Мне интересно другое. Откуда ты почерпнул информацию о численности нашего контингента? Она ведь нигде не озвучивалась. СМИ упорно молчат, сколько наших парней воюет там.

Николай заёрзал на стуле от неудобного вопроса и виновато захлопал глазами. — Мне вот думается, — продолжил Максим, — информация о численности наших войск прилетела к тебе от наших соседей с правого фланга.

— Я знаю, что у начальника заставы в приятелях капитан из разведотдела погранотряда, который в прошлом месяце целую неделю гостил у друга на заставе. Я не ошибся? От него прилетела?

По лицу Николая проползла кривая улыбка.

— Ни слабо вы меня, Максим Александрович, прокачали, — восхищённо покачал он головой, — действительно, информация из этого источника, вам бы в особом отделе работать…

Максим усмехнулся.

— Да уж куда там мне, у особистов специальная подготовка. А, что касается моих умений «прокачки», то эти навыки сформировались у меня в пограничном училище.

Вспомни, Коля, свою курсантскую жизнь, какие вы узоры со своими товарищами плели, чтобы ввести в заблуждение курсового офицера, перед тем как уйти в самовольную отлучку. Или ты ни разу не ходил в самоход?

— Ходил и не раз и не два… — рассмеялся Николай. — Когда на повестке дня стоял «самоход», то мы с другом разрабатывали многоходовые комбинации по прикрытию моего ухода в самоволку.

— У моих парней, — хмыкнул Максим, — был любимый метод навешивания мне лапши на уши — «таскание селёдки». Слышал о таком?

— Нет, не доводилось. Я ведь Московское пограничное училище оканчивал, у нас были свои примочки…

Максим рассмеялся.

— Методы у всех самовольщиков были одни и те же. Вылететь из училища за самоволку никто не желал, поэтому и мозги напрягали, чтобы не попасться. «Таскание селёдки» — это то же, что и отвлечение внимания курсового офицера на «негодный объект». Поясню. Если протащить селёдку по тропе инструктора службы собак, то его четвероногий друг может пойти по ложному следу. Так вот они постоянно «таскали селёдку» у меня под носом, рассчитывая тем самым одурачить меня. Несмотря на то что они почти всегда терпели фиаско, от своей затеи никогда не отказывались. В этом они признались мне уже на выпускном вечере. В ответ я поделился с ними своей методологией, которая строилась на анализе, наблюдении и фиксировании фактов. Мои же курсанты все свои неудачи сводили к одному, что кто-то из них «стучит» мне. Они прилагали немало усилий для выявления «моего человечка», которого и в помине не было.