След торпеды - [120]

— Что, берег не по душе? — в карих глазах Громова командир «Беркута» прочел недоумение. — Или испугался, что без корабля служба будет иной?

— И то, и другое, — небрежно ответил капитан 2-го ранга; в его голосе капитан 1-го ранга уловил едва скрытое раздражение. — Меня обидело то, что вы тогда не вступились за меня. Впрочем, выговор адмирала меня по-хорошему озлил. Дело прошлое, но когда речь заходит о командирской самостоятельности, я всегда вспоминаю этот каверзный случай. Опыта было маловато, к тому же тогда маленько растерялся, вот и поплатился…

— Командиру надо уметь самому защищаться, — обронил Громов.

— Я это тогда сразу понял, — признался капитан 2-го ранга. — Но обида душила…

Громов не сразу ему ответил. Он знал, что, может быть, ночью или на рассвете «Беркут» выйдет по боевой тревоге в море, и ему не хотелось командиру корабля портить настроение. По натуре своей Громов был прям, не терпел фальши, от каждого командира требовал самостоятельности, четкости в действиях на ходовом мостике. И что особенно его бесило, так это то, что капитан 2-го ранга почему-то во всех грехах винил кого угодно, только не себя. Да, он, Громов, мог тогда вступиться за своего подчиненного перед адмиралом, но умышленно не сделал этого: тот, кто набьет себе шишек, лучше будет водить корабль, К тому же командир «Беркута» не в меру самолюбив, а это вредит делу. И все же когда в штабе зашла речь о действиях капитана 2-го ранга и когда адмирал веско заметил: «Рано ему водить корабль», Громов вступился за своего помощника. Он уверял адмирала, что случай на «Беркуте» в сущности не повлиял на выполнение кораблем поставленной задачи. Конечно, то, что боцман свалился за борт в самой обычной обстановке, говорит прежде всего о его личной недисциплинированности. И все же виновен не только боцман… Не зря начальник штаба упрекнул Соловьева в «неумении организовать службу мостика». Вахтенный офицер, когда услышал крик «человек за бортом», в первую минуту растерялся.

— Но ведь ошибка вахтенного офицера не создала угрозы безопасности корабля! — воскликнул капитан 2-го ранга.

— Да, не создала, — согласился с ним Громов. — Но могла создать! Надо помнить о том, что в процессе обезвреживания морского нарушителя могут возникнуть ситуации, способные парализовать волю вахтенного офицера, если он заранее не подготовил себя выстоять против стрессовых перегрузок. Тут все важно: и знания, и опыт, и практика, но главное — в каждой конкретной обстановке принять единственно правильное решение — вот это не каждый умеет делать. И я хочу, чтобы вы, Игорь Платонович, это усекли, — весело добавил капитан 1-го ранга. — Лично я доволен вами, но «Беркут» может лучше решать поставленные перед ним задачи, и я прошу вас об этом помнить. Тот, кто топчется на месте, кто боится себя упрекнуть, тот не способен решать большие дела. Я уже не говорю о самоотверженности, ибо она начинается там, где люди умеют ценить труд, отказывать себе во всем ради общего дела.

— Выходит, прав Марков, когда утверждал, что при поиске нарушителя неподалеку от острова я излишне перестраховался? — грустно спросил командир «Беркута».

— Да, он прав, — жестко ответил комбриг. — Вы не должны были стопорить машину у острова. А вы застопорили, легли в дрейф и стали поджидать, когда снова покажется. А капитан шхуны человек не без таланта, вмиг сообразил, что ему делать. Он прошел узкость, повернул на норд, а потом под покровом прибрежных скал ушел в воду сопредельного государства. Вот оно что, голубчик. По сути, вы упустили нарушителя, и за это надо держать строгий ответ.

— Я проявил осторожность, — обидчиво возразил капитан 2-го ранга.

Громов подозвал к себе дежурного, спросил: как там на «Алмазе»?..

— Пока ничего существенного. Марков идет по пятам иностранного судна. Может, вызвать его на связь? — снова предложил дежурный по бригаде.

— Не надо Маркова отвлекать, — недобро отозвался Громов. — У меня такое чувство, что ему сейчас не до нас. Впрочем, надо мне ему сказать только два слова. Только два слова…

Следом за дежурным капитан 1-го ранга вошел в помещение. Помощник дежурного, черноглазый, стройный капитан-лейтенант, вскочил со стула, держа в правой руке карандаш. Дежурный кивнул ему, чтобы вышел, а сам занял его место и, глядя на Громова, включил радиомикрофон. На панели зажглась ярко-зеленая лампочка, стрелка на приборе резко качнулась в сторону.

— «Барс», я — «Стрела». С вами будет говорить «Первый», — и дежурный по бригаде потянул Громову плашку микрофона. Капитан 1-го ранга зажал ее в руке, поднес ко рту. Он спросил у командира «Алмаза»: что за иностранцы? Если старые знакомые, то надо обратить особое внимание. Он предупредил Маркова, что возможно появление подводной лодки. А это уже дело серьезное.

— Как поняли? Прием…

Голос Маркова задребезжал в динамике, едва комбриг щелкнул переключателем. «Рыбаки» держат курс к берегу, туда, где находится застава майора Павла Маркова. Казалось бы, все ясно, но командир «Алмаза» почему-то стал утверждать, что судно маневрирует, хотя между тем курсом, которым оно шло полчаса назад, и измененным минуту назад разница небольшая, восемь-девять градусов. Тут Громов не выдержал. Он включил микрофон и сердито заявил, что ему градусы не нужны. Важно четко прослушивать глубины у острова. Нет ли подводных целей.