След торпеды - [122]

— По-моему, да, — смутился Марков. — Впрочем, вы можете это проверить.

— Позвольте, я — не ревизор! — сердито возразил Громов. — Вам доверен корабль, и я вправе спросить, как вы обучаете и воспитываете своих людей. Помните тот случай с миной в море? Скажу честно, я был рад, что «Алмаз» сумел не только обнаружить, но и уничтожить ее. Конечно, в море всякое случается, и то, что перевернулась шлюпка, не вина боцмана. У меня она тоже могла сделать оверкиль. Это — случайность. Но бросок Лысенкова к мине — подвиг. А сможет ли ваш помощник командовать кораблем в сложной обстановке? Я, признаться, в этом не уверен… — Громов сделал паузу. — Повторяю, у иного нарушителя морской границы повадки врага! Их надо уметь вовремя разгадать и пресечь!

Повадка врага… Может, и прав комбриг. В тот раз, когда Марков задержал судно, помощник Лысенков спросил рыжего капитана: почему тот ловит рыбу ночью? Ехидно улыбаясь, капитан ответил: «Я нет спать. Я ловит рыбу при луна». Марков сказал об этом Громову, тот махнул рукой:

— Дурит он! Ловить рыбу ночью, да еще в опасном районе весьма нелегко. Того и гляди, напорешься на подводную скалу. Хитрит господин капитан, хитрит…

«Опять пришел рыбачить рыжий, — подумал Марков. — Да, тут есть какая-то хитрость».

Он стоял на ходовом мостике, ощущая на лице свежий ветер. Тучи плыли так низко, что едва не касались мачты. Моросил мелкий надоедливый дождик. Вчера замполит признался, что на далекий и вьюжный Север его поманила экзотика. «Я в благородство играть не умею, — ответил ему Марков. — Мне этот край по душе, хотя не скрою, море до печенок проело».

«И отец ваш плавал на этом море?» — уточнил замполит.

«Да, плавал», — подтвердил Марков.

Марков не кривил душой, когда говорил, что Север «проел ему печенки». Сколько уж плавает он, а морская граница по-прежнему бередит душу. Вся его жизнь — на корабле, среди морских пограничников. Служба на морской границе — тяжкая, тут надо делать то, что велено, делать на совесть, чтобы, говоря словами Громова, «корабль не прерывал своего дыхания». Сколько было походов за эти годы? Сколько тревог? Но Марков никогда не забывал одну непреложную истину: «Твой долг — это долг перед теми, кто навечно остался в море».

На мостик поднялся замполит. По просьбе командира он был у радиометристов.

— Ну, как там?

— Все хорошо, — Румянцев поднес к глазам бинокль. — Море — черное, как деготь. Небо темное, ни единой звездочки. Слышь, Игорь Андреевич?

— А зачем мне звезды? — спросил Марков, задетый тем, что замполит разглядывает в бинокль не море, где вот-вот появится сейнер, а небо, где по-прежнему плыли черные набухшие тучи. Дождь перестал, но туман все еще клубился. — Звезды — это для влюбленных. А для меня вопрос любви давно, давно решен. Итог? Двое детей… Кто на вахте в посту акустиков? Егоров. Я сыт им по горло! Вахту надо нести мичману Капице.

«Круто берешь, командир, — мысленно усмехнулся замполит. — Тебе уже говорил комбриг, что людям надо доверять…»

— Я не могу рисковать, — продолжал капитан 3-го ранга. — Мог бы поставить на вахту и матроса. Но я не могу рисковать. В тот раз Егоров, видать, случайно обнаружил подводную лодку. Ну, что молчишь, комиссар?

Капитан-лейтенант Румянцев опустил на грудь бинокль, подошел к командиру.

— Вот что, Игорь Андреевич, держи свое слово, — сурово посоветовал замполит. — Матрос душу тебе распахнул, даже признался, что капитан первого ранга Егоров ему отчим. А ты? Почему так осторожничаешь? Прежде, когда у матроса было мало опыта, я разделял твою тревогу. Теперь, извини, не могу. Ты ведь и отчиму обещал присматривать за матросом, а сам не доверяешь? Бери пример с комбрига — лично заботу о нем проявил.

— Твой Егоров влюблен по самые уши, — улыбнулся командир. — Эта Света, с которой у тебя был деликатный разговор, приехала сюда и уже работает в магазине… Я уверен: Егоров смотрит сейчас на экран станции и видит ее лицо. Вот оно что, комиссар. Потому я и насторожен.

— Еще что? — поинтересовался замполит.

— Ты о чем?

— О матросе Егорове…

Марков не без раздражения сказал, что два дня тому назад, когда он находился в штабе бригады, ему звонил капитан 1-го ранга Егоров. Речь шла о минувшем походе, об иностранном судне, где осмотровая группа во главе с помощником Лысенковым обнаружила сухие сети, красный буй со стальным тросиком. Марков доложил старшему начальнику все подробности. Егоров вроде остался доволен, хотя вскользь заметил, что в море «надо чувствовать рядом затаившегося врага», тогда легче его и обезвредить. Казалось, на этом разговор закончился, но каперанг вдруг спросил: «Как там у моего чада идет служба?..» Егоров сетовал, что в последнее время Юрий редко пишет домой, зачем-то попросил прислать ему словарь синонимов русского языка, которым обычно пользуются в школе преподаватели русского языка и литературы. «Меня это волнует, и я прошу вас поговорить с Юрием. Это не приказ, Игорь Андреевич, личная просьба. И если она не затруднит вас, сделайте одолжение».

— И что же ты? — замполит насупил брови.

— Я доложил то, что есть. — Марков посмотрел, каким курсом идет корабль. Убедившись, что курс точный, он вновь заговорил: — Разумеется, умолчал о Свете.