След сломанного крыла - [51]

— Мне надо идти. Уже поздно, — обернувшись ко мне, мама спрашивает: — Мы увидимся дома?

— Да, конечно.

Мы с Тришей смотрим, как мама выходит через ту же дверь, через которую только что вышла Марин. Оставшись вдвоем, мы сидим молча. Триша начинает убирать со стола. Я помогаю ей, мы собираем тарелки вместе. Это не похоже на Тришу: обычно ей не терпится начать разговор. Именно ее обязанностью была разрядка обстановки после очередной папиной выходки. Сестра стала в этом настоящим экспертом. С улыбкой на лице она продолжала прерванную беседу. Пока мама утешала отца или зализывала собственные раны, Триша уводила нас от случившегося.

— Тебе следовало бы позвонить Эрику, — говорю я, пытаясь поднять нам обеим настроение, и ставлю тарелки в раковину. — Обед без вина не обед.

— Ты права, — Триша вытирает руки кухонным полотенцем. — Давай-ка наверстаем упущенное.

— Что ты имеешь в виду?

— Идем! — она хватает свою сумку и ключи, лежащие на краю стола, и выходит. Видя, что я не двигаюсь с места, она возвращается и тянет меня за руку: — Идем же, говорю!

* * *

Юниверсити авеню — главная студенческая улица стэнфордских студентов. На ней много баров и различных забегаловок. И каждое заведение демонстрирует сочетание денег и шика. Мы заходим в небольшой ресторанчик, но там заняты все уголки; даже во внутреннем дворике нет мест. Мужчины и женщины в деловой одежде пьют бок о бок со студентами в спортивных стэнфордских костюмах, с рюкзаками за плечами. Я иду вслед за Тришей к стойке, где мы находим два свободных стула.

— Что будете пить? — спрашивает бармен. Он кажется недостаточно взрослым, чтобы обслуживать нас. Пока мы раздумываем, что заказать, он машет рукой своим друзьям, которые только вошли в бар.

— Два бокала самого хорошего красного вина, которое у вас есть, — говорит Триша. Она вынимает свою кредитку и пододвигает ее бармену: — Откройте мне счет, пожалуйста.

— Мы собираемся напиться? — спрашиваю я.

— Почему бы и нет?

Я наблюдаю за ней, пока мы ожидаем выпивку. Когда перед нами наконец ставят бокалы с вином, Триша торжественно поднимает свой и чокается со мной. Не дожидаясь меня, она делает большой глоток. И морщится, потому что вино оказалось слишком терпким.

— Это потому, что ты мало пьешь, — говорю я, отхлебнув из своего бокала. Это — сухое каберне, я же предпочитаю пино, но ничего не говорю. — Дома ты никогда даже не дотрагиваешься до вина.

Никто из нас никогда не стремился напиться до беспамятства. Триша в этом отношении еще хуже меня. Она совсем не пьет. Она говорит, что от запаха алкоголя ее тошнит.

Когда мы были детьми, папа иногда, если был по-настоящему рассержен, уходил из дома. Через несколько часов он возвращался с коричневой сумкой, в которой, как мы предполагали, находилась бутылка виски. Ирония заключалась в том, что отец никогда его не пил: видимо, угроза увидеть его пьяным должна была напугать нас сильнее, чем что-либо другое. Мне всегда казалось, что именно воспоминания об этих случаях заставили Тришу возненавидеть спиртное.

— Тогда пусть сегодняшний вечер все изменит, — Триша опустошает свой бокал, в то время как мой остается полным. Она жестом показывает бармену принести ей еще и оглядывает помещение, словно видит его впервые.

— Веселенький вечерок, — говорит Триша. Она уже слегка опьянела и провожает взглядом пару, идущую в обнимку. Мужская рука обвивает талию женщины. Он низко склоняется, чтобы сквозь шум толпы услышать, что она говорит ему, и улыбается ей в ответ. Триша снова поворачивается к бару, к рядам бутылок и зеркалу на стене. Она вертит на пальце обручальное кольцо, и большой бриллиант сверкает под светом горящих над нами ламп.

— Не следует ли тебе позвонить Эрику, сказать ему, что мы не дома? — спрашиваю я. Не увидев мужа Триши за обедом, я подумала, что он еще на работе. Сестра продолжает смотреть на свое кольцо. Я тихо говорю: — Триша, где Эрик?

— Уехал, — она благодарно кивает бармену, снова наполняющему ее бокал.

— По делам? — я отрицательно качаю головой, когда бармен хочет долить вина в мой.

— Он переехал, — Триша сообщает эту новость, не глядя мне в глаза. А затем наполовину опустошает второй бокал. — Несколько дней тому назад.

Я смотрю на нее во все глаза, уверенная, что она шутит.

— Триша?..

Она не отвечает, и я хватаю ее за плечо и разворачиваю лицом к себе. Сестра снова отворачивается и смотрит на ряды бутылок за стойкой. Только по ее глубокому вздоху я понимаю, что она говорит правду.

— Но почему? — спрашиваю я в полнейшем шоке. Она была единственной среди нас, у кого, казалось, жизнь сложилась удачно. Единственной, чей компас показывал верный путь.

— Без причины.

Нас прерывает хорошо одетый мужчина лет сорока пяти. Он садится на стул рядом с Тришей. У него уже есть выпивка, и он подошел к бару явно не за добавкой. Я закатываю глаза, когда он поворачивается к нам и его взгляд скользит по левой руке Триши, а потом останавливается на мне.

— Добрый вечер. Меня зовут Зак.

— Мы заняты! — отвечаю я так резко, как только могу.

— Как нелюбезно! — упрекает меня сестра. Она протягивает ему руку, и он пожимает ее. — Я — Триша. А вы кто?