След сломанного крыла - [3]

Я запрокидываю голову назад, всего лишь на мгновение, впитывая силу мужа, а потом освобождаюсь от объятий и поворачиваюсь к нему. Зеленые глаза Эрика полны тепла и доброты. Я пробегаю пальцами по его волнистым светлым волосам и откидываю их назад.

— Я хочу, чтобы все было как полагается, ради мамы. — Я окидываю взглядом свой безукоризненно чистый дом. Мама стоит у окна и ждет. Меня начинает душить негодование, но я прогоняю его. Сейчас не время. — Она не видела Соню много лет.

— Так же, как и ты.

Я наполняю хрустальный кувшин водой и ставлю на середину стола. Теперь стол полностью накрыт, и я могу полюбоваться им. Тщательно продуманное торжество в честь встречи с сестрой, которая покинула нас много лет назад. Эрик наблюдает за мной, ожидая ответа.

— Это не важно, — в конце концов произношу я. — Она сделала свой выбор.

И этот выбор я вынуждена была принять, хотя никогда не понимала его.

— Предвкушаю встречу с ней.

Мы с Соней делились всем, пока росли. Мне до сих пор трудно поверить, что она никогда не видела моего мужа. Я послала ей приглашение на свадьбу, позвонила, чтобы уточнить детали, но она так и не появилась, оставив меня, невесту, без подружки. Как я и надеялась, выручила меня старшая сестра, Марин. Она ни словом не обмолвилась, что оказалась на втором месте, не пожаловалась, что я попросила ее стать моей подружкой в последнюю минуту. Марин стояла у алтаря, а потом шла со мной вокруг костра, поскольку мы с Эриком организовали, в соответствии с нашими верованиями, две брачные церемонии.

— Мамми явно волнуется, — говорит Марин, войдя в столовую из комнаты, где она помогала Джии справиться с алгеброй. Мы используем разные обращения к родителям. Я ласково зову их мамой и папой, а Марин всегда называла их так, как принято в Америке: мамми и дэдди. Хоть убейте, не помню, как их называет Соня. Возможно, потому, что я редко слышала, как она к ним обращается. — Она стоит у окна уже целый час.

Марин затянула волосы в тугой узел. Приехав, она сняла жакет от костюма и осталась в шелковой блузе и сшитых на заказ брюках, подчеркивающих ее стройную фигуру. Она старше меня на пять лет, и никто не догадался бы, что мы сестры. У нее золотисто-каштановые волосы, как будто поцелованные калифорнийским солнцем, и в них играют светлые пряди, происхождение которых генетики не могут объяснить. Мама клянется, что темно-зеленые глаза Марин получила от какой-то двоюродной прабабки. В детстве наше с ней кровное родство было видно с первого взгляда. Временами мы выглядели почти одинаково. Хотя Соня с этим вряд ли согласилась бы: она всегда уверяла, что я красавица. Друзья родителей называли меня принцессой нашего маленького королевства. Только этим я и могу объяснить, почему мне досталось такое детство.

— Подавать обед? — Элоиза высовывается из кухни. Она выросла в Мексике, и в Штатах у нее нет семьи, которую она может назвать своей.

Я смотрю на маленькие золотые часики с россыпью бриллиантов, украшающие мое запястье, — подарок Эрика на пятилетие нашей свадьбы. Недавно его повысили до должности коммерческого директора, и то, что раньше казалось нам роскошью, внезапно стало необходимо.

— Ее самолет уже должен был прилететь. Давайте подождем еще пятнадцать минут.

— Если она решила приехать. Мы не знаем наверняка, была ли она в самолете.

Таков уж характер Марин: она резка и называет вещи своими именами. Мама поворачивается к нам, не сразу успевая стереть боль, отразившуюся на ее лице.

— Я уверена, она скоро будет здесь, — маминому голосу недостает обычной силы. Широкая улыбка, так украшавшая ее прежде, сменилась другой, вымученной. Мама кутается в шерстяной кардиган, хотя светит солнце и дует теплый бриз. Она перестала носить сари после моего замужества. Сказала, что незачем поддерживать традиции прошлых времен. Если у папы и возникли вопросы по этому поводу, при мне он их не задавал. — Она звонила прямо перед посадкой в самолет.

Марин не идет на уступки:

— Это не означает, что она в него села.

Я ловлю мамин взгляд, стараясь безмолвно поддержать ее, не вступая в пререкания с сестрой. Мы давным-давно выучили все па этого танца, в котором на цыпочках обходим Марин с ее бескомпромиссными высказываниями. Это молчаливое соглашение мы заключили, когда моя старшая сестра вернулась в город. Мы никогда не позволим Марин разрушить хрупкую семью, которая у нас осталась. Потеряв из-за нашего общего прошлого Соню, моя мать не хочет потерять еще одну дочь.

— Ну, в крайнем случае у нас будет прекрасный, хотя и запоздалый праздничный обед в честь дня рождения Марин. Элоиза снова превзошла саму себя.

Я вручаю Эрику бутылку вина:

— Милый, почему бы тебе не налить нам понемножку?

С легкостью, порожденной практикой, он вытаскивает пробку из бутылки и разливает темно-алую жидкость. Наблюдая, как наполняются хрустальные бокалы, я вспоминаю наши с Соней детские игры. Изображала ли я владелицу ресторана, хозяйку гостиницы или просто знатную даму, я всегда знала, что в бокалы, которыми мы чокаемся, налит виноградный сок.

— За нас, — говорила я.

Соня никогда не возражала мне и всегда была рядом, под боком. И поэтому я полагала, что она вечно будет находиться здесь, в ожидании какой-нибудь игры, которую я затею. Когда мы повзрослели, она стала моим двойником — второй половинкой, которая делала целой меня саму. Ее тьма — к моему свету, ее печаль — к моей радости.