Славянские легенды о первых князьях. Сравнительно-историческое исследование моделей власти у славян - [13]

Основные положения, выдвинутые М.И. Сухомлиновым, были развиты в более поздней работе Н.С. Трубецкого[78], который поддержал его мнение о связи летописной формы с пасхальными таблицами и близости летописей и западнославянских хроник[79].

Основным источником летописных сведений до 1016 г. Трубецкой признавал устную традицию[80]. Он сравнил «схемы» (сюжеты), характерные для эпического и летописного повествований; выделил черты (мотивы), общие для эпических произведений и ранних известий летописи (поединок, поиски избранного воина, несоответствие внешнего образа героя его реальным качествам, освобождение (захват) города благодаря хитрости, эпическое число лет княжения Олега и Игоря — тридцать три года)[81].

Н.С. Трубецкой одним из первых попытался найти отражение «формы эпического стиха в сообщениях летописцев»[82]. Он выделил вводную формулу, которая объединяет тексты, повествующие о начале княжения Олега и Игоря, отметил метрическую структуру речей, «вложенных в уста языческих князей», — «десятисложник с цезурой после четвертого слога, известная метрика южнославянской поэзии»[83].

Согласно выводу Трубецкого, «основная масса сведений (летописи. — А.Щ.) вплоть до смерти Владимира (ок. 1000 г.) основывается на народно-эпических преданиях. Автор летописи передает древние эпические песни в сильно сокращенном виде и прозой, устраняя все их чисто стилистические украшения»[84].

Ф. Гиляров предпринял попытку свести различные варианты первых летописных известий и, соответственно, создать основу для реконструкции отразившихся в них первоначальных преданий[85]. В работе Гилярова приведено большое количество оригинальных вариантов и мотивов, отсутствующих в древнейших списках ПВЛ. Однако нерасшифрованные сокращения в ссылках на источники серьезно осложняют проверку и в некоторых случаях даже датировку приведенных текстов.

Отдельное направление исследований связано с изучением христианского фольклора, устной традиции, повествующей о начале христианства на Руси. Общий обзор религиозных сказаний, связанных с устными источниками, был дан в монографии В.А. Яковлева[86]. Сюжет легенды об апостоле Андрее, путешествовавшем по Руси, подробно рассматривался в трудах по истории русской церкви Е.Е. Голубинского и митрополита Макария (Булгакова). Голубинский скептически оценивал историческую достоверность легенды и сомневался в ее аутентичности, хотя и признавал возможность бытования этого предания в фольклоре[87]. Митрополит Макарий поддерживал версию о фольклорном характере легенды, которая, по его мнению, могла восходить к византийскому церковному преданию о проповеди Андрея в Скифии[88], и привел аналогичное, хотя и более позднее сказание о проповеди того же апостола в Польше. Современные исследователи склонны поддержать версию о фольклорном, а не книжном происхождении предания[89].

Значительный вклад в работу по выявлению эпических источников и мифолого-сказочных аналогий ранних летописных известий внесли фольклористы и литературоведы. В центре внимания этих ученых оставался прежде всего «живой» фольклор — записанные былины (старины), его мифологическое, ритуальное и историческое истолкование. Летописные же данные привлекались лишь при совпадении мотивов и образов былин и летописей (князь Владимир, Добрыня). Методологические сложности, возникающие при прямом сопоставлении поздних былин, фольклора, отразившегося в литературной и исторической традиции XV-XVII вв., и раннего летописания, отмечал еще А.Н. Веселовский[90].

Наиболее взвешенный подход к проблеме сравнения былин и летописей был предложен М.Г. Халанским. Известия летописи, записи фольклорных сюжетов Московской Руси и северорусские былины он рассматривал как разные этапы развития общей традиции: «старокиевский героический эпос» (зафиксированный в ПВЛ), «северо-русские героические сказания» (былевая традиция, старины), «повествовательные произведения» рукописной традиции XV-XVII вв.[91]

Халанскому удалось проследить эволюцию сказаний о князе Олеге и княгине Ольге[92]. В частности, он нашел рукопись с записью предания, в котором Ольге приписываются поход, осада и взятие Царьграда, т.е. «экспериментально» показал возможность стереотипизации биографий князей по мере развития эпической традиции[93].

Ф.И. Буслаев, напротив, пытался найти архаичные сюжеты и мотивы в поздних источниках. В частности, он обратился к записям повествований о Волхе (Всеславиче) XVII в. По мнению исследователя, в них сохранились более архаичные мотивы, чем в былинах о Волхе, сообщениях ПВЛ и «Слова о полку Игореве» о Всеславе Полоцком[94]. Буслаев также сделал специальный обзор упоминаний и реконструкций поэтических произведений, возможно, существовавших в древнерусское время, и их жанров[95]. Он составил отдельный полный перечень «летописных пословиц» и их народных аналогий[96].

Образы летописных и былинных героев (Добрыни, Путяты, Владимира, юноши-кожемяки) проанализированы в исследованиях В.Ф. Миллера[97], который обстоятельно аргументировал тезис о «дружинном происхождении» сказаний о первых русских князьях и их воеводах[98].