Славянская спарта - [75]
Вообще Божо нашъ — неузнаваемъ и ведетъ себя какимъ-то усатымъ мальчишкою; хвастаетъ безбожно, разсказывая намъ съ необыкновеннымъ паѳосомъ любимыя имъ легенды о посѣщеніяхъ Бокки императоромъ Францемъ-Іосифомъ, принцемъ Рудольфомъ и равными другими высокопоставленными особами, воспѣвая мудрость, справедливость и могущество славнаго швабскаго императора… О Россіи прусскомъ царѣ этотъ православный черногорецъ, кажется; ничего не слыхалъ, и не упоминаетъ о нихъ ни слова. До того основательно успѣли австрійцы перевоспитать своихъ адріатическихъ славянъ, по крайней мѣрѣ въ прибрежныхъ городахъ, если не въ селахъ.
— Скоро ли, однако, пріѣдемъ, Божо? уже сумерки наступаютъ, — въ нетерпѣніи спрашиваю я, немного встревоженный перспективою продолжать это скатываніе съ горъ въ салазкахъ въ ночной темнотѣ.
— Еще только двѣ серпентины, и мы внизу! — съ торжествомъ возвѣщаетъ Божо.
Дѣйствительно, только-что начали зажигать огни въ Каттаро, какъ наша коляска съ громомъ подкатила къ дверямъ гостинницы.
Мы, можно сказать, не съѣхали, а упали съ высотъ Черной-Горы въ австрійское прибрежье. Мѣстные люди, впрочемъ, нисколько не стѣсняются здѣсь ночнымъ путешествіемъ на Ловченъ; мы встрѣтили неподалеку отъ Баттаро коляску австрійскаго посланника, отправлявшагося къ князю въ Цетинье, а не* много ниже — цѣлый обозъ троекъ съ громоздкими товарами, карабкавшійся на гору. Ночь здѣсь даже предпочитаютъ дню для путешествія въ Цетинье, такъ какъ въ ночной прохладѣ и лошадямъ, и людямъ легче подниматься по кручамъ.
Мы покинули прелестную Бокку Которскую рано утромъ на очень плохонькомъ венгерскомъ пароходикѣ «Hungaria», который держитъ береговой рейсъ по всѣмъ далматскимъ портамъ.
На пароходѣ насказали намъ всякихъ скверныхъ, вещей про путешествіе черезъ Боснію. Русскому, не смотря ни на какіе паспорта и виды, тамъ просто ступить не даютъ безъ обиднаго и стѣснительнаго соглядатайства; васъ окружаютъ тайными агентами, на васъ заранѣе смотрятъ какъ на опаснаго человѣка, политическаго шпіона или подстрекателя къ возстанію. Дѣлаютъ все возможное, чтобы пребываніе въ Босніи вамъ показалось совсѣмъ не сладкимъ, и чтобы вы по добру, по здорову скорѣе бы убирались, откуда пришли. Увѣряли насъ даже, будто ни въ одномъ городѣ Босніи русскому не позволяютъ оставаться болѣе сутокъ, если онъ не имѣетъ тамъ торговыхъ или другихъ опредѣленныхъ дѣлъ. А если узнаютъ, что вы писатель, найдутъ у васъ разныя сербскія и русскія книги, то вы, будто бы, прямо можете попасть въ очень непріятную исторію, пока ее распутаютъ сношеніями съ кѣмъ слѣдуетъ, а вы, чего добраго, насидитесь гдѣ-нибудь въ совсѣмъ неудобномъ для васъ мѣстѣ, и, во всякомъ случаѣ, не можете поручиться, чтобы путешествіе ваше не затянулось противъ вашей воли гораздо дольше, чѣмъ вы предполагали. Къ этому прибавляли, въ видѣ утѣшенія, что и самыя желѣзнодорожныя сообщенія въ Босніи устроены собственно для административныхъ и стратегическихъ цѣлей и нисколько не приспособлены для дальнихъ сообщеній: поѣзда идутъ тамъ крайне медленно и не дожидаются одинъ другого, такъ что на пути приходится нерѣдко ждать поѣзда по цѣлымъ днямъ. Вообще тому, у кого время строго разсчитано, было бы рискованно направлять свой путь на Боснію, — увѣряли меня. А у меня время именно было разсчитано по часамъ, и всякое неожиданное запозданіе спутало бы всѣ мои разсчета. Ознакомиться съ положеніемъ страны и настроеніемъ народа при той перспективѣ, какую намъ рисовали, разумѣется, было бы невозможно, и всякое удовольствіе и интересъ видѣть новыя мѣста обратились бы невольно въ досадное расположеніе духа отъ ничѣмъ не вызванныхъ придирокъ и подозрѣній австрійскихъ властей, трепещущихъ за свое владычество надъ этой славянской страной, никогда ими не завоеванной и никогда не выражавшей желанія отдаться подъ ихъ покровительство.
А такъ какъ со мною была еще и жена, то подвергаться риску австрійскихъ порядковъ, хорошо мнѣ памятныхъ по исторіи съ профессоромъ Иловайскимъ и нѣкоторыми другими русскими путешественниками, я счелъ совсѣмъ неумѣстнымъ, и мы рѣшились прослѣдовать, не высаживаясь въ Рагузу, прямо въ Фіуме, чтобы оттуда черезъ Буда-Пештъ и Галицію возвратиться восвояси.
Въ Гравозѣ на пристани г. Депре и жена его опять радушно уговаривали насъ отправиться съ ними въ ихъ виллу, въ ожиданіи отъѣзда другого парохода, заворачивающаго въ Нарентскій заливъ и идущаго въ Метковичъ, въ Боснію. Но ми извинились передъ ними, объяснивъ имъ причину внезапной перемѣны нашего маршрута, и такъ какъ «Hungaria» стоялъ въ Гравозѣ всего одинъ только часъ, то намъ не представлялось возможности сдѣлать даже короткій визитъ любезнымъ представителямъ Франціи и полюбоваться ихъ живописною приморскою дачею.
Къ тому же оказалось, что срочный пароходъ въ Метковичъ отошелъ сегодня, во вторникъ, въ 8 ч. утра, за полтора часа до нашего прибытія, а слѣдующаго парохода нужно было ждать до четверга, т.-е. ровно двое сутокъ.
Бравый капитанъ венгерской «Hungaria» оказался, разумѣется, какъ и всѣ вообще австрійскіе моряки, не венгерецъ, а хорватъ, или кроатъ, какъ называютъ ихъ нѣмцы. Онъ сохранилъ всѣ славянскія симпатіи и съ охотой бесѣдовалъ съ нами о Россіи и о своихъ братьяхъ адріатическихъ славянахъ, ѣхалъ съ нами и католическій епископъ Албаніи, итальянецъ родомъ, какъ всѣ вообще католическіе епископы Албаніи; епископъ принадлежитъ къ монахамъ францисканскаго ордена, одѣтъ въ коричневую монашескую рясу съ пелериной, въ. широкополую черную шляпу съ зеленымъ снуркомъ; на шеѣ у него крестъ на золотой цѣпи. Но въ этотъ оффиціальный нарядъ онъ облекся только ради публики, уже въ каютъ-компаніи 1-го класса. Пріѣхалъ онъ на пароходъ, какъ я видѣлъ, въ фуражкѣ съ золотою тесьмою и въ короткомъ подрясникѣ, въ томъ самомъ видѣ, въ какомъ онъ ѣздитъ обыкновенно верхомъ по горамъ своей полудикой паствы. Капитанъ передавалъ мнѣ, что вдоль всего морского берега Албаніи живутъ албанцы православные, католики же занимаютъ внутреннія неприступныя горы, а ближе въ Турціи и турецкой Сербіи — сплошные магометане. Католическое духовенство Албаніи, въ томъ числѣ и епископъ, ѣхавшій съ нами, содержится на счетъ громадныхъ средствъ общества Ргоpagandae fidei въ Римѣ, въ которое стекаются обильныя пожертвованія изъ Австріи, Франціи, Италіи. Австрійскій генералъ съ цѣлымъ штабомъ военныхъ чиновъ — тоже въ числѣ нашихъ спутниковъ. Но насъ больше заинтересовала ѣхавшая въ Венецію черногорка А. П. Вучитевичъ, родная сестра которой замужемъ за нашимъ прежнимъ посланникомъ въ Америкѣ, извѣстнымъ писателемъ-путешественникомъ Іонинымъ, бывшимъ во время послѣдней болгарской войны русскимъ генеральнымъ консуломъ въ Черногоріи и сопровождавшимъ князя Николая во всѣхъ его походахъ. Отецъ Вучитевичей эмигрировалъ изъ Черногоріи еще при князѣ Даніилѣ, потому что былъ сторонникъ соперника его Джеорджія Петровича Нѣгоша. Теперь онъ помирился съ княземъ Николаемъ и бываетъ у него въ Цетиньѣ, но живетъ все-таки въ австрійской Будвѣ, гдѣ у него свой домъ. Тамъ море, живописная мѣстность, но жить очень скучно, безъ общества, безъ дѣла. Анастасія Вучитевичъ говоритъ сносно по-русски и передавала намъ много неутѣшительнаго о современной черногорской молодежи. Черногорцы, получившіе образованіе во Франціи или въ Россіи, доктора, инженеры, тяготятся жизнью въ Черногоріи и не скрываютъ своего презрѣнія къ ея патріархальному быту. Ихъ смущаетъ грубый сельскій трудъ ихъ родителей, они черезчуръ барятся, отказываются служить на своей родинѣ и тянутъ въ Россію, въ Европу, а если и рѣшаются остаться въ Черногоріи, то требуютъ для себя большихъ и выгодныхъ должностей, къ которымъ они даже и не подготовлялись. Одинъ старый черногорскій попъ со слезами жаловался нашей спутницѣ на своего единственнаго сына, возвратившагося изъ Парижа образованнымъ красавцемъ-инженеромъ. Онъ составлялъ всю надежду старика, ничего не жалѣвшаго, чтобы поставить его на ноги. А пріѣхалъ, сталъ попрекать отца и мать ихъ грубыми обычаями, не можетъ ѣсть того, что они ѣдятъ, страшно скучаетъ дома, отъ своихъ землячекъ, черногорскихъ дѣвушекъ, отворачивается и даже не говоритъ съ ними, называетъ ихъ кухарками, не хочетъ служить въ Черногоріи, увѣряя, что здѣсь съ тоски пропадешь… Старикъ-отецъ посмотрѣлъ, посмотрѣлъ на его выходки, погоревалъ съ своею* старухою, призвалъ сына и сказалъ ему:- Вотъ тебѣ деньги! ступай и не возвращайся больше никогда! Я думалъ, что у меня есть сынъ-черногорецъ, какъ я, а ты сдѣлался бариномъ; мнѣ баръ не нужно. Прощай!..
За годы своей деятельности Е.Л. Марков изучил все уголки Крыма, его историческое прошлое. Книга, написанная увлеченным, знающим человеком и выдержавшая при жизни автора 4 издания, не утратила своей литературной и художественной ценности и в наши дни.Для историков, этнографов, краеведов и всех, интересующихся прошлым Крыма.
Воспоминания детства писателя девятнадцатого века Евгения Львовича Маркова примыкают к книгам о своём детстве Льва Толстого, Сергея Аксакова, Николая Гарина-Михайловского, Александры Бруштейн, Владимира Набокова.
Воспоминания детства писателя девятнадцатого века Евгения Львовича Маркова примыкают к книгам о своём детстве Льва Толстого, Сергея Аксакова, Николая Гарина-Михайловского, Александры Бруштейн, Владимира Набокова.
Евгений Львович Марков (1835–1903) — ныне забытый литератор; между тем его проза и публицистика, а более всего — его критические статьи имели успех и оставили след в сочинениях Льва Толстого и Достоевского.
В своей новой книге видный исследователь Античности Ангелос Ханиотис рассматривает эпоху эллинизма в неожиданном ракурсе. Он не ограничивает период эллинизма традиционными хронологическими рамками — от завоеваний Александра Македонского до падения царства Птолемеев (336–30 гг. до н. э.), но говорит о «долгом эллинизме», то есть предлагает читателям взглянуть, как греческий мир, в предыдущую эпоху раскинувшийся от Средиземноморья до Индии, существовал в рамках ранней Римской империи, вплоть до смерти императора Адриана (138 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.