Славянская спарта - [3]
Ботъ, напримѣръ, протискивается сквозь толпу, съ какимъ-то тяжелымъ холщевымъ мѣшкомъ на спинѣ, сумрачный, плечистый богатырь въ бѣлыхъ холщевыхъ шароварахъ, бѣлой холщевой рубахѣ, засунутой въ штаны, и, несмотря на лѣто, въ бѣлой же овчинной курткѣ нараспашку. Поищите глазами, и вы найдете въ базарной сутолокѣ не одного такого молодца. Это — далматинскіе горцы, такъ-называемые морлаки, народъ суровый, бѣдный и полудикій, сохранившій среди своихъ трудно доступныхъ горныхъ дебрей въ чистотѣ отъ итальянскихъ и нѣмецкихъ искаженій свою старую сербскую рѣчь, свои старые сербскіе обычаи и даже отчасти свою старую православную вѣру, хотя вѣковыя насилія католическаго духовенства во время господства венеціанцевъ и австрійцевъ успѣли уже подчинить папизму большинство морлацкихъ селъ.
Морлаки, повидимому, произошли отъ тѣхъ средневѣковыхъ бѣглецовъ, или ускоковъ Сербіи и Босніи, которые не могли помириться съ турецкимъ порабощеніемъ ихъ родины, и искали свободы въ далекихъ отъ турецкой власти приморскихъ горахъ, гдѣ они заслужили потомъ славу заклятыхъ враговъ турка, и потому ими всегда старались пользоваться для защиты своихъ владѣній сосѣднія государства, враждовавшія съ Турціею, особенно Венеція.
Далматинки тоже одѣваются нарядно: изъ-подъ темной юбки алѣютъ красные чулки, а спереди ярко вырѣзается красный фартукъ; тальи перехвачены разноцвѣтными поясами; бѣлые рукава рубашки оттѣняются узкою цвѣтною безрукавкою и чѣмъ-то въ родѣ пестраго корсета, подвязаннаго подъ груди…
Вообще, къ удивленію путешественника, всеуравнивающая городская мода еще не коснулась, повидимому, этого приморскаго уголка, и, двигаясь по его тѣснымъ люднымъ улочкамъ у подножія темныхъ старинныхъ домовъ и темныхъ старинныхъ церквей, среди своеобразныхъ національныхъ одеждъ, среди деревенски-скромной торговли, — чувствуешь себя словно перенесеннымъ въ какой-нибудь глухой средневѣковой городовъ. Только телеграфная проволока да электрическія лампочки на своихъ желѣзныхъ баночкахъ, протягивающіяся надъ нашими головами съ одной стороны узенькой улицы на другую, напоминаютъ вамъ безпокойный вѣкъ цивилизаціи и нарушаютъ гармонію вашихъ впечатлѣній.
Если вы изъ лабиринта полутемныхъ переулковъ выберетесь, наконецъ, къ морю, то тамъ уже вы опять не въ средневѣковомъ, а въ современномъ европейскомъ городѣ. Тамъ все — удобство, свѣтъ, просторъ. Набережная, широкая какъ площадь, на мѣстѣ разрушенной стѣны, съ прекрасными тротуарами, съ чугунными колонками электрическихъ фонарей, съ сплошными рядами большихъ новыхъ домовъ, лишенныхъ всякаго стиля, окаймляетъ берегъ моря. Это — мѣсто обычныхъ гуляній здѣшней достаточной публики.
Нынѣшняя Зара совсѣмъ не отзывается ничѣмъ славянскимъ, и никто не узналъ бы въ ней старый сербскій Задаръ. Далматинская вѣтвь славянства словно самою исторіею осуждена была на поглощеніе Западомъ. Адріатика издревле ставила ее въ такое тѣсное общеніе съ Римомъ, съ Италіею, что она постоянно разсматривалась ими какъ нераздѣльная ихъ составная часть; какъ нарочно, противоположный ей берегъ Италіи бѣденъ удобными пристанями, голъ и непріютенъ; такъ что все манило обладателей Италіи къ этимъ соблазнительнымъ сосѣднимъ берегамъ, изрѣзаннымъ безчисленными бухточками, мысиками, полуостровами, островами, покрытыми богатою растительностью.
Наслѣдникъ Рима, императоръ Карлъ Великій, тоже протянулъ свою властительную длань въ уютнымъ далматинскимъ уголкамъ, и вовлекъ ихъ въ политическую сферу Запада, точно такъ, какъ римскіе папы захватили ихъ въ предѣлы своей церковной власти. Крѣпость Сирмій-на-Савѣ, давшая имя теперешнему Срему, или Сирміи, сдѣлалась франкскою крѣпостью, и по договору съ греческимъ императоромъ вся Далмація была признана, въ 811 г. по P. X., франкскою областью.
Этимъ захватамъ Запада больше всего помогло то, что на далматскомъ побережьѣ сохранились до самыхъ среднихъ вѣковъ, среди занявшаго это побережье въ VII вѣкѣ нашей эры славянскаго деревенскаго населенія, старинныя богатыя римскія колоніи ея Либуриской провинціи въ Діодорѣ (Зарѣ), Аспалатумѣ (Спалатѣ), Раузіумѣ (Рагузѣ), Салонѣ, Тетрангуріумѣ (Трогирѣ) и др. городахъ Далмаціи, которые и послужили надежнымъ оплотомъ и естественнымъ ядромъ западно-римскаго вліянія всякаго рода, могучимъ проводникомъ чуждаго славянству языка, чуждыхъ нравовъ, чуждой вѣры, чуждыхъ интересовъ. Разрозненная, невѣжественная и слабосильная деревня не могла успѣшно бороться съ дисциплинированными культурными силами своихъ городовъ, и спасалась отъ враждебныхъ ей стихій только отливомъ въ глубь страны, замыканіемъ себя въ горныя дебри, что, конечно, не помѣшало побережью, въ которомъ сосредоточивались богатство и сила страны, проникнуться мало-по-малу западными вліяніями и даже войти въ составъ западныхъ государствъ, навсегда отдѣливъ свою историческую судьбу отъ судебъ остального славянства…
Владѣли Далмаціею въ разное время и венгры, и венеціанцы, и французы, и австрійцы, но вѣковѣчными обладателями ея нужно считать венеціанцевъ, утвердившихся на берегахъ Далмаціи еще съ Х-го вѣка, а уже особенно прочно съ половины ХІІ-го вѣка, и потерявшихъ ее окончательно только къ началу нынѣшняго столѣтія, когда вѣнскій конгрессъ присудилъ отдать Далмацію подъ власть Австріи. Венеціанцы вездѣ и на всѣхъ клали свою желѣзную руку, съ безпощадною суровостью вводя свои законы, свою рѣчь, свои церковные обряды — въ подвластные имъ народы. Ихъ нравственный и матеріальный гнетъ до сихъ поръ памятенъ славянамъ насильственно объитальяненной ими Далмаціи. Австрія подражала въ этомъ отношеніи венеціанскимъ притѣснителямъ, и въ своей традиціонной ненависти къ славянству, сдѣлавшись владыкою Далмаціи, стала всецѣло на сторону ничтожнаго итальянскаго меньшинства ея населенія и продолжала систематически итальянизировать его, чувствуя свое безсиліе его онѣмечить.
Воспоминания детства писателя девятнадцатого века Евгения Львовича Маркова примыкают к книгам о своём детстве Льва Толстого, Сергея Аксакова, Николая Гарина-Михайловского, Александры Бруштейн, Владимира Набокова.
Воспоминания детства писателя девятнадцатого века Евгения Львовича Маркова примыкают к книгам о своём детстве Льва Толстого, Сергея Аксакова, Николая Гарина-Михайловского, Александры Бруштейн, Владимира Набокова.
За годы своей деятельности Е.Л. Марков изучил все уголки Крыма, его историческое прошлое. Книга, написанная увлеченным, знающим человеком и выдержавшая при жизни автора 4 издания, не утратила своей литературной и художественной ценности и в наши дни.Для историков, этнографов, краеведов и всех, интересующихся прошлым Крыма.
Евгений Львович Марков (1835–1903) — ныне забытый литератор; между тем его проза и публицистика, а более всего — его критические статьи имели успех и оставили след в сочинениях Льва Толстого и Достоевского.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.
Перед вами мемуары А. А. Краснопивцева, прошедшего после окончания Тимирязевки более чем 50-летний путь планово-экономической и кредитно-финансовой работы, начиная от колхоза до Минсельхоза, Госплана, Госкомцен и Минфина СССР. С 1981 по 1996 год он служил в ранге заместителя министра. Ознакомление с полувековым опытом работы автора на разных уровнях государственного управления полезно для молодых кадров плановиков, экономистов, финансистов, бухгалтеров, других специалистов аппарата управления, банковских работников и учёных, посвятивших себя укреплению и процветанию своих предприятий, отраслей и АПК России. В мемуарах отражена борьба автора за социальное равенство трудящихся промышленности и сельского хозяйства, за рост их социально-экономического благосостояния и могущества страны, за справедливое отношение к сельскому хозяйству, за развитие и укрепление его экономики.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Серия очерков полковника Анатолия Леонидовича Носовича (1878–1968) — о вражеских вождях и о вражеской армии. Одно ценно — автор видел врагов вблизи, а некоторые стороны их жизни наблюдал изнутри, потому что некоторое время служил в их армии: в мае 1918 года по заданию Московской подпольной белогвардейской организации поступил на службу в Красную армию, в управление Северо-Кавказского военного округа. Как начальник штаба округа он непосредственно участвовал в разработке и проведении операций против белых войск и впоследствии уверял, что сделал все возможное, чтобы по одиночке посылать разрозненные красноармейские части против превосходящих сил противника.
На протяжении нескольких лет мы совместно с нашими западными союзниками управляли оккупированной Германией. Как это делалось и какой след оставило это управление в последующей истории двух стран освещается в этой работе.