Слава и трагедия балтийского линкора - [30]

На Страстной неделе в пятницу (по другим свидетельствам — в субботу) М.К. Энгельгардт пришел в М.И. Смирнову с вопросом — почему его жену проигнорировали? Причина вопроса понятна — командир пригласил всех офицеров на разговение в командирское помещение, и жене Энгельгарота, как не принятой кают-компанией, появиться там было бы неудобно. Старший офицер объяснил мотивы кают-компании, подчеркнув, что никто никого не хотел оскорбить, а скорее наоборот, таким образом предотвращались возможные инциденты. Выслушав его, Энгельгардт стал жаловаться на свое тяжелое положение и предложил примирение: он публично извиняется перед кают-компанией, а она со своей стороны «выражает сожаление обо всем произошедшем». На следующий день Смирнов в отсутствие ревизора провел с остальными офицерами обсуждение данного вопроса и заявил, что и сам хотел бы избегнуть нынешнего «тягостного положения дел». Члены кают-компании, однако, «на основании прежних поступков» не поверили в искренность Энгельгардаа и отказались от примирения. В тот же день Смирнов сообщил лейтенанту о неудаче свой попытки примирения.

Кульминация наступила в субботу, 9 апреля. Вечером, незадолго до пасхальной заутрени, лейтенант М.К. Энгельгардт вошел в кают-компанию и передал одному из офицеров, старшему артиллеристу Г.Л. Дону, лист бумаги, после чего сразу вышел. На листе клетчатой тетрадной бумаги мелким нервным почерком было написано:

«Ваши высокоблагородия, милостивые государи.

После имевших место между Вами и мною недоразумений Вы нашли необходимым баллотировать вопрос — следует ли, или нет, делать моей супруге (приехавшей из России) визит от лица кают-компании. Из заявления старшего офицера мне известно, что как при баллотировке этого вопроса, так и при вторичном его разборе, большинством голосов он был решен отрицательно.

Считая таковое решение явно по отношению к моей супруге оскорбительным, покорнейше прошу господ офицеров, подавших свой голос «против» — принять мой вызов.

Последовательность, в которой мои вызовы будут приняты, мне совершенно безразлична. Однако я позволяю себе просить господ офицеров для избежания ненужных дальнейших осложнений содействовать мне по существу с формальной стороны.

Лейтенант Михаил Энгельгардт.

9 /22 апреля 1911 г.

Лин. кор. Слава. Тулон»^{16}.

Позже в рапорте командиру М.К. Энгельгардт пояснял, что прибег к письменной форме вызова потому, что «считал необходимым поставить офицеров в известность о своих намерениях, просить же офицеров собраться для выслушивания моего заявления изустно я не нашел возможным, т.к., во-первых, это причинило бы всем беспокойство, а, во-вторых, мое заявление могло вызвать реплики, которых я хотел бы избежать»^{17}.

На заутреней и разговении у командира М.К. Энгельгардт присутствовал без жены, хотя, формально, привести ее мог — в помещении командира офицеры ведь были такими же гостями, как и она. На следующее утро Энгельгардт как пи в чем не бывало сидел в кают-компании. Увидевший его старший артиллерист Г.Л. Дорн немедленно доложил командиру, после чего Энгельгардт был арестован при каюте без несения вахтенной службы, но с правом съезда на берег.

В воскресенье даем офицеры собрались и обсудили беспрецедентную ситуацию. По свидетельству старшего судового врача, «было решено объявить лейтенанту Энгельгардту, что вызов мы принимаем, но что нельзя вызвать лиц, голосовавших против делания визита его жене, потому что это решение кают-компании, обязательное для всех. Кроме того, потребовали от лейтенанта Энгельгардта вызова в приличной форме. Он сейчас же написал рапорт на имя командира с вызовом всех офицеров вверенного командиру корабля, а старший офицер передал его командиру, объявив, что кают-компания принимает вызов…»^{18} Беспрецедентный вызов приняли: старшие лейтенанты В.К. Леонтьев и Г.Л. Дорн, лейтенанты барон О.Б. Фитиноф, П.Г. фон Витг, Г.Н. Лордкипанидзе, Л.М. фон Галлер, Н.Н. Крыжановский, В.Е. Крафт, С.М. Кавелин, Б.Э. фон Гебгард, мичманы Г.Е. Чаплин, С.В. Вяткин, В.Н. Янкович, Е.В. Винтер, штабс-капитаны В.П. Сатин, Г.Г. Иерхо, поручик И.Ф. Берг, подпоручик О.Х. Рейн, даже судовые врачи коллежский советник Е.В. Емельянов и титулярный советник А.А. Тетьев. Офицеры, находившиеся в отпуске (старший инженер-механик подполковник М.И. Невейнов и лейтенант В.В. Лютер), по возвращении на корабль (15 и 17 апреля соответственно) также приняли вызов^{19}. Как видим, старший судовой врач Емельянов, отсутствовавший на корабле несколько месяцев и вернувшийся лишь в страстную пятницу, а потому, естественно, против визита жене Энгельгардта не голосовавший, также поддержал общее настроение.

Вечером того же дня старший офицер просил у командира его катер для нанесения визитов. Во время разговора капитан 1-го ранга Н.Н. Коломейцов задал вопрос: «А мадам Энгельгардт будут делать визит?», и, получив неизбежный отрицательный ответ, сказал: «Ну, смотрите!»[23]

13 апреля 1911 г. на стол морского министра И.К. Григоровича лепи расшифровать секретная телеграмма из Тулона от 11 апреля, явно выведшая его из состояния душевного равновесия: