Сладострастный монах - [80]

Любовь не слушает возражений и не взирает на приличия. Как видишь, дорогая Евлалия, я встречаю новый год в отличной форме. Можешь быть уверена, что я не дам ему пройти, не попытав своего счастья. Надеюсь, и у тебя все в порядке.

Письмо от мадемуазель Жюли

Суббота, 4 января 1783 года

Дорогая подруга,

Вчера мой юный офицер прибыл в десять утра, как я ему и говорила. Поскольку я еще была в постели, Софи проводила его ко мне в спальню и посадила в кресло рядом с кроватью. Он тотчас же поймал мою руку и, покрыв ее поцелуями, сказал, что обожает меня, что не сомкнул глаз с тех пор, как впервые меня увидел, что думает только обо мне, что сгорает от огорчения.

Увы! Глаза его говорили о том еще красноречивее уст: их освещало неподдельное чувство. Его горячая искренняя речь вкупе с любовью, какую я уже питала к этому юноше, возбудила во мне не меньшее желание, нежели то, что он испытывал ко мне. Я начала перебирать волосы у него на затылке, нежно поцеловала его и сказала, что молодая женщина многим рискует, доверяясь соблазнительным речам юношей, и что непостоянство и нескромность — это меньшие из зол, свойственных мужчинам его возраста и рода занятий.

«Ах, — отвечал он, — я не знаю, как поступают другие, но за себя я ручаюсь. Пока буду жив, я буду любить вас и ничем вас не скомпрометирую!» Затем он поцеловал меня в губы и тотчас же припал к моей груди, как бы в изнеможении. Впрочем, вскоре он очувствовался и вновь принялся меня целовать, нежно придыхая. Тогда я поняла, что в любви он новичок и что вздыхает он по тому, чего не смел ни взять, ни попросить.

Я вызвала Софи и немедленно поднялась с постели, решив не тратить драгоценных минут, а превратить мой симпатичный будуар в сцену для наших шалостей. Я накинула полупрозрачное дезабилье и кокетливо взбила волосы. В таком виде я удалилась с юным офицером в будуар и, усадив его рядом с собой на софу, заставила его взять в руки мою грудь и целовать, целовать столько, сколько пожелает.

Заметив, что он достаточно возбудился, я игриво расстегнула пуговицы на его панталонах, и моим глазам предстало такое диво, которое заставило меня вздрогнуть от страха и радости. Под влиянием то ли инстинкта, то ли моей игривости, он запустил руку ко мне под юбку и начал там шарить. Он разрумянился, чувства в нем так и кипели, но и смущению его не было конца. Тогда я вдруг привлекла его к себе и, направив любовную стрелу в яблочко наслаждений, показала ему, что и как надо делать.

Я думала, что он разорвет меня в клочья — таково было мое страдание. Несколько раз я умоляла его остановиться, но все напрасно: его, как понесшегося коня, ничто не могло остановить. Вскоре, иссякнув от обильного излияния любовного нектара, который затопил мое лоно, он замер и оставался некоторое время неподвижным, словно был одурманен наслаждением. Затем, вновь обретя силу, он начал все сначала. Остановился он только после четырех орошений. Что до меня, то я, погруженная в океан наслаждений и не чувствовавшая ничего, ибо чувствовала слишком много, была почти что в обморочном состоянии.

Ученик мой занимал себя тем, что рассматривал все мои прелести. Ласки и поцелуи, которыми он покрывал каждый уголок моего тела, вскоре привели меня в чувство. Шатаясь от усталости, я побрела в постель. Любовник мой спросил, не может ли он лечь ко мне в кровать. Я позволила это, зная, что граф, мой покровитель, находится в настоящее время при дворе, — но при одном условии: чтобы он дал мне как следует выспаться. Юноша обещал оставить меня в покое, но не прошло и часа, как негодник нарушил свое слово. Я бы пожурила его, когда бы у меня достало сил, однако в ту минуту это было невозможно. Наконец, после еще одного часа наслаждений, мы встали с постели и пообедали. В четыре часа я распрощалась с ним и опять легла, ибо нуждалась в восстановлении потраченных сил.

Прощай, остаюсь твоей верной подругой.

Письмо от мадемуазель Жюли

Пятница, 7 февраля 1783 года

Дорогая подруга,

Ты, верно, знаешь, что маркиз де М. вот уже три месяца живет с прелестной Сен-Мари. Подозревая, что она изменяет ему во время его частых вынужденных пребываний при дворе, он нанял соглядатая, который сообщил ему, что его место в постели часто занимает епископ… Возмущенный таким афронтом, маркиз решил осуществить выгодную месть. Прежде всего он сообщил своей любовнице о том, что по долгу службы ему предстоит отлучиться на несколько дней. Прелат, следуя своему обычаю, вознамерился в его отсутствие засвидетельствовать почтение мадемуазель Сен-Мари.

Маркиз нагрянул в полночь и, разумеется, имея ключ, незаметно вошел в дом. Подойдя к кровати, он откинул полог и в притворном удивлении при виде Его преосвященства воскликнул: «Очень рад встрече с вами, но согласитесь — будет несправедливо, ежели я стану платить за ваши удовольствия. Мадемуазель за те три месяца, что я живу с ней, обошлась мне в пятнадцать тысяч франков. Следовательно, или вы мне возместите названную сумму, или я позову стражу, чтобы вас под арестом препроводили в ваш дворец».

Епископ предложил компромисс, но маркиз оставался непреклонным. Тогда прелат отдал ему все деньги, какие были при нем, и на оставшиеся выдал вексель, срок которого истекал на следующий день. Маркиз после этого задернул полог, пожелал любовникам доброй ночи и сообщил Его преосвященству, что он уступает ему все права на мадемуазель Сен-Мари. Назавтра маркиз получил сполна по векселю и не замедлил сделать это приключение достоянием публики. Сейчас о нем говорит весь город. Его святейшество унижен не столько потерянными деньгами, сколько позорными слухами. Общее мнение таково, что ему на некоторое время придется удалиться в свою епархию.