Сладостная жертва - [9]

На часок заглянул к своему мальчику Уильям Грей, а потом тетя Милли отослала их обоих на ферму.

— Ляг и попробуй уснуть, Люси, — сказала она перед их уходом. — Обещай мне, что так и поступишь.

— Я прослежу за этим! — сказал Грей, и жена похлопала его по плечу:

— Хороший парень!

Люси с любовью смотрела на тетю — какая она все-таки удивительная женщина — сильная, гордая и в то же время добрая и сердечная. Она всех их подбадривала — без нее они бы неминуемо пали духом.

Дома Люси накрыла на стол и заварила чай. Выпив чашку, дядя Уильям встал из-за стола.

— Фермеру вовек не переделать своей работы, в особенности если он держит овец! Такие глупые животные. Иногда я и понять не могу, почему все еще вожусь с ними.

И он потащился в дождливую мглу, а Люси поднялась к себе в спальню, где с благодарным удивлением увидела, что дядя Уильям разжег ей камин. Она разделась, стоя перед ним и вбирая в себя его тепло, а потом легла под старое лоскутное одеяло и так, с опущенными шторами и с догорающим огнем в камине, заснула под тихую колыбельную дождя.

Люси разбудил какой-то странный звук, еле слышный, почти неуловимый. Ресницы ее дрогнули, и она приоткрыла глаза. Упала ли то горстка пепла из камина? Или треснуло полено? Или то был шум дядиного трактора, донесшийся с холмов?

И сколько сейчас времени? Люси перевернулась на другой бок, чтобы взглянуть на часы, и вдруг прямо перед собой увидела глаза Джеймса! Какую-то долю секунды она думала, что ей это только показалось, и все потому, что она так боялась встретиться с его глазами наяву.

Нет, это не сон и не наваждение — Джеймс сидел здесь, возле ее кровати и, похоже, смотрел на нее уже довольно давно.

Кровь отлила от лица Люси: его взгляде напоминал зимний пейзаж, ледяной и суровый.

Она была так ошеломлена происшедшими что выпалила первое, что пришло на ум:

— Я думала, ты пробудешь в Гааге неделю.

— И потому поспешила назад, к нему.

Люси зажмурилась словно от удара кнутом.

— Ты не понимаешь, — начала она, но он прервал ее объяснение.

— Да нет, почему же. Отлично понимаю. Ты все еще питаешь к нему страсть и ничего не можешь с этим поделать.

— Нет, ты не прав, я…

— Ты спишь с ним?

— Дэвид в больнице! — выкрикнула Люси и натянула на себя одеяло, словно пытаясь укрыться от мужа. — Он в коме и даже не знает о том, что я здесь.

Джеймс молчал, не отрывая от нее взгляда.

— Неделю назад он попал в автомобильную катастрофу и получил очень серьезные ранения. Дэвид не пристегнул ремень безопасности, и его голова… — Она задохнулась, не в силах даже подумать о том, что случилось с его головой. — Он перенес тяжелейшую операцию и с тех пор без сознания. И врачи не могут сказать… очнется ли он… и когда. Может, через неделю, а может, через месяц, Бог весть.

— Мне очень жаль, я не знал, — тихо промолвил Джеймс. — Неудивительно, что ты мрачнее тучи.

— Мы все ужасно тревожимся, — пробормотала Люси. — Его мать сейчас с ним в больнице, да и мы с дядей ходим туда ежедневно, но сегодня меня отослали домой пораньше — им показалось, что я выгляжу усталой.

Серые глаза Джеймса скользнули по бледному лицу жены, под прекрасными синими глазами которой лежали дымчатые тени.

— Поэтому-то я и оказалась в постели в это время дня. Я спала, — добавила Люси, ощутив это знакомое чувственное покалывание.

С самой первой минуты их встречи она реагировала на Джеймса именно так — не как на человека, а как на самца, облаченного в отлично сидящий костюм и представляющего собой гремучую сексуальную смесь из плоти и крови. Женщины всегда отмечали Джеймса — Люси не раз была тому свидетелем. Он притягивал их даже в самой большой толпе, и, видя это, Люси всегда ощущала боль.

То чувство, которое она испытывала, невозможно было назвать любовью — лишь откровенным сексуальным влечением, и Люси презирала себя за то, что оно возникало в ней всякий раз при виде Джеймса и даже сейчас, когда она так тревожилась о Дэвиде.

Люси считала, что страстно желать можно только любимого человека, а свое отношение к Джеймсу она бы не решилась определить словом «любовь».

И хотя он стал неотъемлемой частью ее жизни (смешно с этим было бы спорить!), все же Люси не понимала и не знала его так, как понимала и знала Дэвида. Джеймс представлял ему полную противоположность и в то же время имел над Люси странную, необъясним муку, как ей самой казалось, власть.

О если бы только она могла выйти заму за Дэвида… При мысли о том, какая ее ожидала бы в этом случае жизнь, Люси тяжел вздохнула.

Так нет же, судьба сыграла с ними злую шутку и навек развела их в разные стороны, не оставив ни малейшего шанса на счастье.

— И как давно ты здесь? — поинтересовался Джеймс.

Она не смела поднять на него глаза.

— С того дня, как ты уехал в Гаагу.

Помедлив, он спросил:

— Они позвонили тебе с этим известием после моего отъезда?

На лбу Люси выступили капельки холодного пота.

— Нет, накануне.

Джеймс ничего не ответил, но молчание его было красноречивее слов. Она села на постели, не решаясь взглянуть на мужа.

— И ты ничего не сказала мне. — Голос его напоминал громовые раскаты. И ей вдруг захотелось закричать, закричать во все горло, но она не смогла издать ни звука. — И позволила мне уехать, не проронив ни слова, а только я вышел за порог, бросилась сюда, не оставив даже записки. — Внезапно он встал и большими шагами заходил по комнате.