Сладкое зло - [36]

Пока он регистрировался, я задержалась в машине и позвонила Пэтти, чтобы рассказать ей о нашем местонахождении.

Она хотела знать каждую деталь о Кайдене. Я заверила ее, что он был добрым. Я рассказала ей о радуге, и об аппетите Кайдена, что ужасно ее позабавило.

Он вернулся назад к машине, держа в руках два пластиковых ключа.

— Хорошо… я позвоню тебе завтра, Пэтти.

— Договорились, милая. Спокойной ночи. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. Пока.

Я закончила звонок, наконец освоив основные функции этого телефона, и вернула его Кайдену.

Он задержался возле меня.

— Вы всегда это говорите? — спросил он.

— Говорим что?

— Что вы… любите друг друга?

— Ох. Да, мы всегда это говорим.

Он задумчиво кивнул и вытянул наши сумки с заднего сидения.

Меня вдруг осенило, что, по всей вероятности, Кайден не только никому не говорил этих слов, но и никогда не слышал их в ответ, исключая, конечно, девчонок.

Мы шли вместе, вглядываясь в номера комнат, которые проходили мимо. Зайдя в небольшой номер, мы бросили наши вещи и, скинув с ног обувь, попадали на кровати.

Кайден выбрал кровать рядом с окном, а я — возле стены. Ванна располагалась напротив.

Я окинула комнату изучающим взглядом.

Тараканы мимо не пробегали.

Вскоре мы оба повернулись и, лежа на боку, посмотрели друг на друга через расстояние, разделявшее нас.

Я приподнялась на локоть, наблюдая, как он играет с одним из своих ножей. Я сжалась, когда он повернул лезвие к ладони и быстро завертел его между пальцами и поверх костяшек.

— Ты заставляешь меня нервничать, когда делаешь это, — произнесла я.

— Могу поверить. Я не ранил себя с тех самых пор, как был маленьким ребенком, так что не волнуйся.

— Ты играешь с ножами с самого детства?

— Когда мне было семь, я вернулся домой из школы после моей первой драки с братом девочки, которую я поцеловал на площадке. Мой отец вручил мне складной нож и предложил мне научиться защищать самого себя, потому что в жизни еще предстоит немало… столкновений.

— Он хотел, чтобы ты использовал оружие в школьных потасовках? Против детей?

— Нет, нет. Просто подготовка для того времени, когда я стану старше, как сейчас.

— И это он научил тебя пользоваться холодным оружием?

— Нет, я обучился самостоятельно, практикуясь. Мой отец не использует оружие. По крайней мере, не физическое. Он использует внушение, чтобы выходить из любой ситуации, и, конечно же, у него есть другие демоны, которые прикрывают его спину.

— Тебе когда-либо приходилось нож использовать в деле?

— Несколько раз. — Его тон был легкомысленным, как будто это мало что значило. — Только телесные раны. Нет нужды кого-то убивать. Это не мой грех.

Он моргнул мне и быстрым движением сложил нож.

Время сменить тему.

— Ты был испуган, когда твои чувства начали усиливаться в сумасшедшем темпе? — полюбопытствовала я.

Он перевернулся, заложив руки за голову и скрестив ноги.

— Испуган? Нет, я знал, что это должно случиться. Я так понимаю… ты ничего не знала.

Я покачала головой, а он продолжил.

— Пять первых лет моей жизни отца для меня не существовало. Но за неделю до моего шестилетия он явился домой, чтобы просветить меня по поводу всех «экстраординарных изменениях, которые должны будут навсегда отделить меня от человечества». — Он скопировал отцовский серьезный тон. — Он научил меня, не только как контролировать каждое из чувств, но и как использовать их, чтобы манипулировать людьми в нужных целях. Я быстро учился. Я хотел… угодить ему.

— И как… получилось? Угодить?

Он поднял глаза к потолку.

— Даже если и угодил, то он никогда мне этого не говорил. Но, после моего тринадцатилетия, он стал задерживаться дома чаще, все больше и больше вовлекая меня в свою работу. Я думал, что это значит, что он гордится мною. Я чувствовал себя полезным.

— Значит, когда он уезжал, у тебя была няня или кто то, кто тебя растил? — Я представила Мери Поппинс, учащую его манерам.

— У меня было много гувернанток, но они все были слишком заняты мыслями о моем отце. Он лично следил, чтобы именно так все и было. Ни одна из них не задерживалась больше года, в среднем шесть месяцев. Когда гувернантки становились слишком назойливыми, их меняли на новых. Отец очень быстро терял к ним интерес. Вот она… расплата за пряничный домик.

Я почувствовала прилив уже знакомой злости при мысли об отце Кайдена — такую же точно злость я испытывала по отношению к своему.

Кайден посмотрел в мою сторону.

— Тебе, правда, стоит попробовать контролировать свои эмоции.

Я не могла свыкнуться с фактом, что кто-то мог видеть мои цвета.

Телефон Кайдена снова ожил. Я одарила смартфон взглядом полным презрения, и Кайден усмехнулся моей реакции.

— Хочешь, чтобы я отключил его? — спросил он.

— Да, пожалуйста. Иначе это будет продолжаться всю ночь.

— Определенно, — проговорил он, выключая телефон и кладя его на прикроватную тумбочку. — Которое из чувств, твое любимое, маленькая Энн?

Энн.

Он назвал меня моим никнеймом. Это не должно было меня так взволновать, но — определенно взволновало.

Я сосредоточилась на его вопросе. Я никогда не рассматривала свои чувства, как нечто приятное, и уж точно не считала их стоящими того, что выбирать среди них любимое. Я все еще не могла забыть о тех болезненных ощущениях, которые они доставили мне в самом начале.