Сладкое поражение - [16]

Дорогие мои! Размышляла над своими грехами, молилась о прощении, выполняла рутинные обязанности в монастыре. Надеюсь, вы меня простите.

Любящая вас Анджела.

Присутствие Филиппа было единственным за шесть лет событием, нарушившим однообразное течение ее жизни, но она понимала, что не стоит писать об этом своим домашним, потому что это лишь расстроит их.

— Если у вас так мало новостей, вам следует почаще выбираться в свет.

— Я не могу покидать монастырь, — сказала Анджела и замолчала. — Хотя я еще не приняла постриг…

— Так вы еще не приняли постриг? А что это значит? — Он перестал бриться и внимательно посмотрел на нее.

— Это значит, что я еще не дала обет бедности, послушания и непорочности, всецело посвятив себя Богу и жизни в монастыре, — ответила Анджела.

Филипп не слышал ничего после слова «непорочность». Он также не помнил, что она сказала до этого. До его сознания дошли только слова о том, что она еще не дала «обет непорочности». Это стало для него лучшей из новостей, которые он слышал за многие годы.

Но, похоже, она всерьез думает об этом. Глупая девчонка.

Он же думал о совершенно противоположном.

— Что же вас останавливает? — спросил он, очень надеясь услышать в ответ: «Вы».

Анджела слегка пожала плечами и после небольшой паузы спросила, закончил ли он бритье. Да, он уже побрился.

— Ну вот, теперь у вас почти приличный вид, — сказала она.

Филипп никак не среагировал на ее слова. Он уже обдумывал, как соблазнить эту женщину, чтобы она забыла о своем намерении дать обет непорочности. Соблазнить ее до того, как она примет постриг.

Филипп быстро понял, что мысль о том, как соблазнить Анджелу, станет для него в ближайшее время навязчивой идеей. В конце концов, кто-то же должен спасти ее от самой себя, и Филипп считал, что лучше, если это будет он. Никого другого, кто бы мог подойти для этого сложного дела, поблизости не было. А он, несомненно, был на это готов.

Единственная проблема заключалась в том, что Филипп пока толком не знал, как приступить к решению этой непростой задачи. Одно дело — соблазнять девушку, когда ты пэр Англии, находящийся в полном здравии, и совсем другое, когда ты прикованный к постели «негодяй», который к тому же зачастую ассоциируется в ее сознании с человеком, обесчестившим ее и подтолкнувшим к мысли уйти в монастырь.

— Спасибо, — сказал он, возвращая ей бритвенные принадлежности. — У вас, наверное, много других дел.

Краем глаза Филипп заметил, как смутилась девушка от его вежливости.

— Почему вы снова просите меня уйти?

— Ведь у меня почти приличный вид, Анджела, — сказал он, слегка улыбаясь и вопросительно приподнимая брови.

— О! — сказала она, широко раскрыв глаза и поняв, что он имеет в виду. Потом быстро вышла из комнаты. Впервые за много дней Филипп не испытывал скуки. Он был слишком занят разработкой плана соблазнения.

Это оказалось труднее, чем он ожидал. Поскольку он не может свободно передвигаться, она должна сама прийти к нему, но просто затянуть ее в постель нельзя, так как девушка может ненароком упасть на его раны, и боль сразу же погубит все дело. Кроме того, Анджела не субтильная девица, и если не отнесется к его действиям благосклонно, то может просто покалечить его. Такой ход развития событий казался вполне вероятным, поскольку она, кажется, по-прежнему ненавидит его.

Ясно, что, прежде всего он должен выздороветь. А, кроме того, он должен заставить ее изменить свое отношение к нему. О первом позаботится время. Но что касается второго, Филипп был в полной растерянности. Однажды человек, подобный ему, погубил ее. Анджела не так наивна, чтобы так же легко сдаться еще раз, тем более ему. Филипп проклинал того щеголя, который совратил ее, поскольку этот случай резко снижал его шансы на успех. Неожиданно в голову Филиппу пришла мысль, что на свете наверняка есть люди, проклинающие и его по той же самой причине, ведь он действительно соблазнил четырех невинных девушек.

— Где ты была? — прошептала Хелена, когда Анджела с большим опозданием пришла, наконец, на вечернюю трапезу. Она села на свое обычное место в конце стола между Хеленой и Пенелопой. Трапезы должны были проходить в тишине, но иногда удавалось тихонько переговариваться: звяканье посуды заглушало слова монахинь.

— У лорда Инвалида, — тихо ответила Анджела, расправляя салфетку на коленях.

— Я думала, ты относишь ему ужин после нашей трапезы, — присоединилась к разговору Пенелопа, смахивая со лба прядку рыжих волос.

— Я так и делаю. И позднее пойду, а сейчас я помогла ему побриться, — объяснила Анджела. Затем она взяла кусочек тушеной баранины, потом еще один, но тут поняла, что обе подруги пристально смотрят на нее.

— В чем дело? — спросила Анджела. Она заметила, что сидящие напротив сестры Бетани и Агнес также с любопытством разглядывают ее.

— Ты много времени проводишь с ним, — сказала Пенелопа. — Это очень милосердно с твоей стороны. Он, вероятно, в отличие от нас не привык к одиночеству.

— Я просто нахожусь при нем, когда он ест, потому что это проще, чем ходить взад-вперед, — сказала Анджела. — И, наверное, ему приятнее есть в компании, — добавила она многозначительно.