Сладкий привкус яда - [29]

– Ну, хорошо, – проглотил я. – Обойдемся без саморекламы… Эй-эй! Ты этой мазью мне все волосы вымажешь!

Татьяна растирала вокруг раны синтомицин.

– Я не знаю, чем еще надо вымазать твои волосы, чтобы они стали грязнее, – ответила она.

– Только, пожалуйста, без оскорблений, умная ты моя и осведомленная!

Она связала узлом концы бинта, отошла от меня на шаг и полюбовалась на свою работу.

– Просто прелесть! Только одно ухо у тебя стало больше другого.

Она испортила мне настроение. «Что она может еще знать обо мне? – думал я. – А про Столешко и Родиона? Неужели ей известно про Игру? Но для чего в таком случае она валяет дурочку?.. Зачем же ты ее сюда прислал, Святослав Николаевич?»

– Одолжи пистолет на ночь, – попросил я.

– Он тебе не поможет, – с совершенно серьезным видом ответила Татьяна, складывая лекарство в сумочку. – К тебе же запросто можно подойти и тюкнуть чем-нибудь тяжелым по голове. Тебе что пистолет, что танк, что авианосец – все без толку.

– Я вот все думаю, – произнес я. – Твои услуги в качестве письмоводителя как оплачиваются? Как на Тверской – сто баксов в час, или дешевле?

Татьяна оставила аптечку на столе, подошла ко мне, внимательно посмотрела на мои глаза, повязку, губы, словно хирург, который выбирает, что отрезать в первую очередь.

– Ты пока больной, и тебя надо жалеть, – сказала она, улыбнувшись. – Будем считать, что пощечина остается за мной.

Глава 12 ТИТАНОВЫЙ КЛЮВ

Спал я плохо. Какая-то копытная живность, поселившаяся в одном из номеров первого этажа, пугливо фыркала, чавкала и топталась по полу, отчего отель резонировал, как высохший аль-уд под лопнувшей струной. Помимо этого, всякий раз, когда я поворачивался с боку на бок, давала знать о себе рана на голове. Повязка в конце концов съехала мне на шею и начала душить. Я несколько раз вставал и выглядывал в коридор, прислушиваясь к ночным звукам, происхождение большинства из которых не мог определить. В итоге в самой сердцевине ночи я задел саморучно изготовленное сигнальное устройство в виде натянутой над полом лески, привязанной к кружке с ложкой. От грохота алюминиевой посудины где-то в горах сошла лавина.

Едва ущелье стал заполнять матовый рассвет, я оделся и спустился вниз. Татьяна уже сидела за столиком с чашкой кофе, листая старый журнальчик. Смотреть на нее было приятно: лицо свежее и легкое, волосы аккуратной шапочкой облегали голову. Невольно сравнивая с ней себя, я посмотрел в зеркало над умывальником и едва не разбил его. Глаза заплыли, на шее – шарфиком – болтается окровавленный бинт, по лбу и щеке проходит розовый «шрам» от подушки. Готовый персонаж для фильма ужасов.

– Привет! – сказала Татьяна и вскинула вверх руку. – Как голова?

– Затылочная часть приклеилась к подушке, – буркнул я, намыливая лицо.

– Ты в самом деле плохо выглядишь, – уколола Татьяна.

– Могла бы, между прочим, поддержать морально, – проворчал я. Мыло разъедало глаза. Вода – талый лед – смывала пену плохо.

– Папа и мама учили меня всегда говорить правду.

– Плохо учили…

Растирая лицо и шею жестким полотенцем, я хотел сесть за соседний столик, но Татьяна положила перед собой небольшой продолговатый предмет, завернутый в кусок черного полиэтилена, и сказала:

– Это тебе. Сюрприз.

– Не много ли сюрпризов для одной деревни? – задал я риторический вопрос и поймал себя на мысли, что рад подвернувшемуся поводу сесть рядом с девушкой.

Я опустился на шаткий стул и придвинул сверток к себе. Развернув пленку, я взял в руку титановый клюв ледоруба с привязанным к нему метровым куском альпинистской веревки. С минуту я рассматривал килограммовую чушку со всех сторон, потом поднял взгляд на Татьяну.

– Это вещица для ритуального самоповешения альпинистов? – предположил я.

– Эту штуку я нашла недалеко от того места, где тебя ударили, – ответила девушка. – Конец веревки запутался в решетке забора, и клюв, видимо, вырвало из рук злоумышленника, когда он убегал.

Теперь я смотрел на орудие нападения другим взглядом, почти родственным.

– Очень просто и удобно, – комментировала Татьяна. – Раскручиваешь ее над своей головой, а потом сносишь голову противнику. Нечто похожее – булыжник на веревке – с успехом использовали некоторые племена каннибалов в Новой Зеландии. Они называли это орудие мэром.

– Что ты говоришь! – порадовался я познаниям девушки в области этнографии. – Говоришь, с успехом использовали?

Клюв был аккуратно свинчен с рукоятки. Веревка проходила через его внутреннее отверстие и была связана петлей Гарда – классическим альпинистским узлом.

– Не думаю, что здесь можно кого-либо удивить ледорубом или узлом, – вслух подумал я. – В каждом дворе, наверное, целые склады старого снаряжения.

– Не уверена, что этот клюв слишком старый, – на удивление к месту возразила Татьяна. – Я, конечно, не слишком разбираюсь в снаряжении, но такие анатомичные ледорубы «Камп» выпускают, по-моему, сравнительно недавно, и у местных они вряд ли могут быть.

Китченбой поставил перед нами тарелки с рисом, сдобренным каким-то соусом, и кружки с теплым молоком. Я тронул его за руку и объяснил, показывая на клюв, что хочу купить ледоруб такого же класса или рукоятку к нему. И без того суетливый парень кивнул и улетел в свои апартаменты атакующей пчелой. Через несколько минут он вывалил на пол у моих ног с десяток еще вполне пригодных ледорубов и ледовых молотков. Едва я взглянул на них, так сразу понял, что Татьяна глубоко заблуждается. Я поднял с пола и протянул ей превосходный образец – ледоруб «Хайпер Кулуар», последний писк моды итальянской альпиндустрии.