Сладкий привкус яда - [28]

Китченбой едва успел поддержать меня. Меня качало. Доски под ногами ходили ходуном, словно палуба фрегата во время шторма.

– Кожа немного рассечена, – сказала Татьяна, рассмотрев мой затылок.

– Ты не видел, кто меня шарахнул? – спросил я у официанта.

– Нет, сэр, я в это время был на кухне, – ответил китченбой. Он был так напуган, словно ждал от меня ответного удара, и вздрагивал, если я делал резкое движение.

– Ну, конечно! – проворчал я, выдергивая из рук официанта полотенце и прикладывая его к затылку. – Никто ничего не видел. А мне в десяти метрах от гостиницы едва голову не проломили… Лед у тебя есть?.. То, что его на Джомолунгме до хрена, это я и без тебя знаю, но мне нужен не айс-шелф[10], дружище, а айс фо коктейл. Понимаешь?

Я сел на стул. Боль неприятно пульсировала на затылке, словно меня методично шлепали мухобойкой. Татьяна с чашкой кофе маятником двигалась передо мной, как-то странно поглядывая на меня. Официант, дабы не нарываться на новые упреки, исчез на кухне. Я сидел в позе роденовского «Мыслителя», с той лишь разницей, что одной рукой прижимал к ране полотенце. Деревня, увязнув в темноте, хранила свои тайны.

– Не знаю, насколько ты замял конфликт с инспектором, – произнесла Татьяна тихо, – но я бы не стала полностью исключать его…

– Ладно! – сердито махнул я рукой. – Не старайся. Все равно я не верю ни тебе, ни инспектору, ни этому разносчику мороженых лямблий. Я тут всем мешаю.

– Зачем ты включал станцию?

– О! Вся деревня уже в курсе дела. Этой темы для обсуждения должно хватить на месяц.

– Лез куда не надо, вот и получил, – сделала вывод Татьяна.

Я пялился на ее шерстяные колготки, которые плотно обтягивали ноги, на свитер грубой вязки, достающий до колен, на эту уютную человеческую кошку с розовым носом и чувствовал, что в хитрости и тьме души заметно ей проигрываю.

– Понятно, – кивнул я и тотчас поморщился от боли. – Это сделал или инспектор, или начальник станции… Словом, кто угодно, но только не ты.

– Очень ты мне нужен, – фыркнула Татьяна и звякнула чашечкой о блюдце. – Мне от тебя ни вреда, ни пользы.

– Нет-нет! – возразил я. – От мелкой пакости так иногда сладко на душе бывает! Разве у тебя ни разу не возникало желания ударить меня по голове?

– Возникало, – созналась Татьяна. – Но не думаю, что тебе желали всего лишь мелкой пакости… Ты хорошо рассмотрел свою рану в зеркало? Если бы орудие пошло не по касательной, твой череп раскололся бы, как грецкий орех.

– Хватит пугать, – буркнул я. – Считай, что ты меня морально раздавила. Но хочу на всякий случай предупредить: не позднее завтрашнего утра я узнаю, кто это сделал. Если кто-то из местных, по приказу инспектора, то я заставлю его скакать, как одноногого тушканчика, прямо во дворец правосудия. Ну а если… Впрочем, хватит страшилками перекидываться.

– Почему же! – оживилась Татьяна. – Мне очень интересно, что ты сделаешь со мной?

– Попытайся догадаться. Даю три попытки!.. Нет, милая, ты меня не знаешь и даже предположить не сможешь, насколько страшна будет кара… Будь другом, смочи полотенце!

Татьяна тотчас встала, подошла ко мне, взяла меня за чуб и наклонила голову так, чтобы видеть затылок.

– Полотенце тебе больше ни к чему, – решила она, вернулась за свой стол, раскрыла «молнию» на походной аптечке. – А почему ты так уверен, что я тебя совсем не знаю?

Она перебирала тюбики с мазями, близко поднося их к глазам, чтобы прочесть название. Плохое зрение, подумал я. С такой близорукостью запросто можно промахнуться даже с двух шагов.

– А что ты можешь обо мне знать? – пожал я плечами. – Имя, фамилию, пол, спортивный разряд… Что еще?

Девушка вертела в руках тюбик с синтомицином.

– Не только это, – произнесла она медленно, будто моя биография мелким шрифтом была напечатана на тюбике. – Я знаю, что год назад ты работал начальником контрольно-спасательного отряда в Приэльбрусье и сотрудничал с органами госбезопасности… Знаю, что у тебя были неприятности из-за связи с какой-то немкой… Потом ты работал в частном сыскном агентстве и тренировался на скалодроме в люберецкой спортивной школе… В составе российской команды ходил на траверс Дхаулагири. Потом вместе с американцами восходил по южному склону Лхоцзе, где и познакомился с Родионом… Потом он предложил тебе поработать высотным кинооператором, а в свободное от съемок время заняться реставрацией усадьбы в Араповом Поле. Я не ошибаюсь?

Она кинула на меня вопросительный взгляд. Я не то что был удивлен. Я словно под лед провалился вместе со стулом и раной на затылке и стремительно погружался в ледяную воду. Надеть на физиономию гипсовую маску невозмутимости мне никак не удалось – щекам, ушам, глазам было очень тесно.

«Князь, однако, болтун, – подумал я, испытывая неприятное чувство, словно из одежды на мне были только рваные носки. – Но о сотрудничестве с органами, по-моему, даже он не знал».

– И как тебе удалось все это разнюхать? – спросил я, стараясь не показывать, что осведомленность девушки меня задела.

– Святослав Николаевич кого попало на должность письмоводителя не взял бы, – легко ответила Татьяна, вскрывая упаковку со стерильным бинтом.