Сквозь тьму с О. Генри - [85]

Около полуночи мы с Даффи засобирались домой. Билл взял свою шляпу.

— Как, мистер Портер, вы тоже собираетесь уйти? — воскликнула его жена.

Он задержался на пару минут для объяснений. Мы с Даффи вышли на улицу.

— За каким чёртом Биллу понадобилась жена? Ведь это же конец свободе, конец его ночным странствованиям! — громко прошептал я Даффи, и в это время Портер похлопал меня по плечу. Он широко, неотразимо улыбался — совсем как мальчишка.

— Вам не понравился мой выбор?

— Какая разница, что мне нравится, что нет? — выпалил я и вознамерился идти вместе с Даффи.

Портер помешал.

— Пойдёмте-ка со мной. Может статься, в будущем мы не сможем часто видеться.

Мы направились к Гудзону и уселись на причале. В воде миллионами звёзд, сотнями Млечных Путей играли огни Нью-Джерси. Большие пароходы, чёрные, мощные, покачивались у стенки. Буксиры и паромы — таинственные, волшебные корабли — сновали вверх и вниз по реке.

Мы беспечно разговаривали о том о сём. Портер несколько раз заводил серьёзный разговор и тут же обрывал себя. Настроение его изменилось, и он теперь смотрел на меня снисходительно и улыбался.

— Вы недовольны моими матримониальными обстоятельствами?

— Это самая глупая штука, которую вы когда-либо выкидывали.

— Она очень порядочная молодая леди. — Кажется, Портер наслаждался моим брюзжанием.

— Вполне допускаю, но что вам-то за дело до неё?

— Я её любил.

— О Господи! Прощаю вам все ваши грехи.

Портер был прирождённым трубадуром. В сердце его жила неистребимая бесшабашная весёлость, несмотря на то, что оно было полно печали. Я чувствовал, что он сделал большую ошибку, взяв на себя такие серьёзные обязательства. Его натура не могла справиться с такой ношей.

— Полковник, я хотел узнать ваше мнение, хотел понять, достойно ли я поступил.

Портер был само благородство. Несмотря на всё, что ему довелось увидеть в «Адской Кухне», он по-прежнему преклонялся перед Женщиной.

— Я женился на родовитой даме. Правильно ли было с моей стороны навлекать на неё все мои беды?

Странная смесь порывистости и чести, природное благородство Портера побуждали его очень серьёзно относиться к взятым на себя обязательствам.

Мои страхи были беспочвенны. Женитьба Билла не лишила его свободы. Он не был одним из тех шалопаев, кто с лёгкой душой забывают о долге. У Портера было двое хозяев: Богема и Условности, и он преданно служил обоим.

Лишь золотое прикосновение Мидаса или волшебный кошелёк Фортуната[53] мог удовлетворить столь высокие запросы. И совсем необязательно предполагать шантаж для объяснения причин его постоянной нужды в средствах. Но в одном случае я знаю точно, что он подвергался шантажу.

Это случилось на следующий вечер после его приступа отчаяния. Мы с ним договорились встретиться. Я три часа просидел в его комнате, ожидая, когда он придёт. Он появился — бледный, как мел, измождённый. Его обычная врождённая аккуратность куда-то подевалась. Он показался мне вялым и безвольным. Портер присел у письменного стола и после долгой паузы повернулся ко мне.

— Полковник, вчера я говорил серьёзно. Если со мной что-нибудь случится, скажите — вы позаботитесь о Маргарет, станете для неё чем-то вроде приёмного отца, как мы договаривались?

— Да что стряслось, Билл? Почему вы хрипите, словно грузчик в порту?

— Полковник, вы были правы. Мне не стоило закрывать на это глаза.

И без всякого перехода он вдруг доверился мне. Это было необычно, не в стиле Портера — делиться своими бедами.

— У меня больше нет сил выносить это. Она постоянно преследует меня. К тому же она жена одного крупного брокера. Сегодня я сказал ей, чтобы она убиралась. Больше ей ничего от меня не достанется!

— Думаете, она всем расскажет?

— Ну и пусть.

Не бывший заключённый — никто из них, насколько мне известно, не беспокоил его — но дама из высшего общества, женщина, которая в бытность Портера трубадуром жила в Остине и флиртовала с ним — вот кто изводил его.

— Мы иногда распевали под её окном. Несколько месяцев назад она заявилась ко мне. Откуда-то ей была известна вся моя история. Она пришла под личиной друга.

Сказала, что она в ужасно стеснённых обстоятельствах, но южная гордость не позволяет ей обратиться ни к кому из её круга. Она хотела тысячу. Я отдал ей сто пятьдесят долларов, которые мне прислал Гилман Холл. И с тех пор она регулярно приходит ко мне. Вот за этим самым столом я постоянно выворачивал перед ней свои карманы. Но больше этому не бывать. Я бы с удовольствием убил её.

Я помнил, до какой степени мог доходить гнев Билла Портера — когда-то он до того поддался ему, что набросился на испанского дона. Сейчас он сидел прямо, с непреклонным видом. Я опасался оставлять его одного и пробыл у него всю ночь.

— Она больше не станет беспокоить вас, Билл. Вам надо было сразу же, когда она пришла в первый раз, назвать её лгуньей. Вам нечего терять.

— Мне есть что терять, полковник. Я смотрю на вещи иначе, чем вы.

На том всё дело и кончилось. Эта женщина больше никогда не приходила, но жизнь Портера по-прежнему то взлетала на гребень, то проваливалась вниз.

Нет, не шантаж, но невероятная лёгкость, с какой он тратил деньги — вот что было причиной его постоянно пустого кармана. Многие бедняки, скатившиеся на самое дно, смотрели на него как на истинного «благодетеля».