— Я тоже. — Он прикоснулся к ее руке, погладил пальцем обручальное кольцо. — Должно быть, я сумасшедший, потому что слишком долго не решался вести себя с тобой как со своей женой.
Эти слова наполнили ее сердце счастьем до самого края.
Они продолжили свою прогулку по базару. Это был рай для покупателей, и Мейва была очарована изящными серебряными украшениями и конечно же шерстяными тканями, которые могли себе позволить только очень богатые люди.
— Наверное, кое-кто способен даже убить за одну из этих вещиц, — заметила она, разглядывая красивую сине-алую шаль с бахромой.
— Она создана специально для тебя, — заявил Дарио и, несмотря на возражения жены, сразу вступил в переговоры с торговцем. Он хотел купить шаль для нее.
Когда они наконец покинули Медину около трех часов дня, среди их приобретений были также старинный флакон изысканных духов и птичка в резной деревянной клетке. Дарио настаивал, что его жена не может уехать отсюда без безделушки, которая будет напоминать об их втором медовом месяце.
Водитель, которого они наняли, чтобы добраться до города из аэропорта, отвез их багаж туда, где они остановились. Французский колониальный особняк превратился в эксклюзивный очаровательный отель.
Их номер с видом на внутренний двор и море был защищен от городского шума и прекрасно охлаждался вентиляторами. Мраморный пол, антикварная мебель и шелковые гобелены дополняли интерьер.
Устав от раннего подъема и полуденного солнца, Мейва была рада стянуть сандалии и хлопковое платье и растянуться на кровати, чтобы немного вздремнуть. Но этому плану не суждено было сбыться, когда Дарио вернулся после того, как он поговорил по телефону на террасе.
Мейва чувствовала, как матрас прогнулся под тяжестью мужа, ощутила его губы на своих губах. Легкие и нежные поцелуи очень скоро стали страстными и властными.
В занятиях любовью днем были свои плюсы. При ярком свете ощущения отличались от тех, которые она испытала ночью. Все было намного пикантнее.
Мейва увидела выражение удовольствия на лице мужа, когда он почувствовал, что ее соски отзываются на его ласки, и медленный знойный взмах ресниц, когда он вошел в нее. Она с наслаждением наблюдала за вспышками страсти в его глазах, за капельками пота на лбу, за жесткими линиями стиснутых скул, когда он пытался сдержать очередной прилив желания.
Обнимая Дарио за плечи и прижимаясь к нему, Мейва увидела отражение их сплетенных тел в зеркале на противоположной стене. Увидела удивительное сочетание его кожи цвета коричневого сахара и ее белоснежной кожи. Теперь вид его упругих ягодиц, чувственный ритм бедер, сокращающихся мышц спины навсегда останется в ее памяти.
Сонная, пресыщенная, мокрая и горячая, разделяя с мужем наслаждение, Мейва заявила:
— Отныне все, что было в прошлом, не имеет для меня никакого значения, Дарио. Теперь я живу только тем, что происходит сейчас, и я хочу одного — будущего вместе с тобой.
Судя по всему, она сказала что-то не то. Дарио не шевелился, но внезапно между ними разверзлась пропасть.
— Если бы все было так просто, дорогая моя… Но, к сожалению, это не так.
Расстроенная, Мейва прошептала: — Я думала, ты хотел этого.
Он обманул себя больше, чем ее. «Вот что происходит, когда плоть берет верх над разумом», — думал Дарио. Правда заключалась в том, что они не могут скрыться от прошлого и никогда не смогут.
— Я хочу оставить прошлое позади, — осторожно начал он. — Однако мы не имеем права сделать вид, будто его вообще не было. Прошлое сделало нас такими, какие мы сегодня, Мейва. Мы не отрезаем ногу или руку только потому, что она болит. Точно так же нельзя вырезать кусок из прошлого, если оно вдруг придется нам не по вкусу.
— Тогда почему ты привез меня сюда?
Дарио приподнялся на локте и посмотрел на жену. Она еще не совсем пришла в себя после недавнего секса, но свет в глазах сменила боль.
— Я вижу, что ты изо всех сил стараешься прийти в себя, и, мне кажется, новая обстановка и новые лица способны помочь. А еще я эгоистичный ублюдок, который хотел тебя на протяжении всех этих дней.
— Я хотела того же, — вздохнула Мейва. — Я готова остаться здесь и никогда не возвращаться на Пантеллерию.
— Неужели тебе не нравится дом?
— Я чувствую себя запертой. Вся моя жизнь проходит в стенах этой виллы, и это меня душит.
Никуда не выпускать жену Дарио вынуждали обстоятельства. На острове не осталось человека, который не знал бы об аварии во всех подробностях. Об этом судачили больше месяца, так что, если оставить Мейву без присмотра, она может узнать все не от него, а от совершенно постороннего человека.
— На вилле что-то преследует меня, — продолжала она шептать дрожащим беспомощным голосом. — Как будто что-то темное и страшное скрывается в углу, ожидая момента, когда можно выскочить и уничтожить меня. Если ты знаешь, что это может быть, я хочу, чтобы ты рассказал мне.
— Мы поругались как раз перед аварией, — нехотя проговорил Дарио.
— Из-за чего?
— Ну, мы бросались взаимными обвинениями, перечисляли обязательства — мои как бизнесмена и мужа и твои как жены. Не остались без внимания приоритеты и верность… — Дарио пожал плечами. — Я не люблю вспоминать об этом.
