Сквозь ночь - [74]
— Гле́дай, Тодор, гле́дай!
Тодор отрывается от книг и смотрит в окно. Там, в голубоватой утренней дымке, медленно уплывает назад университет. На фоне блеклого неба и ржавой зелени Ленинских гор он прекрасен, как мираж. От него нельзя оторвать глаз.
— Ху́баво, — тихо говорит Тодор. — Красиво…
Это действительно очень красиво, и я смотрю вместе со всеми, пока проводник не произносит сзади нас:
— Билетики попрошу!
Я нахожу свой билет. Проводник раскладывает на коленях билетную сумку и сует его в маленький кармашек.
— У вас, молодые люди? — спрашивает он.
Тодор молча подает три интуристовских конвертика.
— Интурист, — говорит проводник. — Понятно.
Он рассовывает конвертики по кармашкам и выходит. Тодор снова погружается в книги, двое на полках смотрят в окно. Университет уже исчез. Мимо плывет Подмосковье. В березовых рощах тлеют первые осенние искорки. Босоногий мальчик в пилотке пасет темно-рыжую корову и машет вслед поезду рукой. Я достаю из чемодана книгу и усаживаюсь поудобнее, сожалея, что не знаю болгарского языка.
Но через пять минут сверху снова свешивается голова. Парень лет восемнадцати с тонким горбоносым лицом и прозрачным пушком на верхней губе спрашивает:
— Товариш… Вы от Москва или от Киев?
— Из Киева, — говорю я.
— Ага!..
Парень думает несколько секунд и продолжает:
— А в Киеве университет тоже есть такой… хубав? Красив?
— Ну, не такой, — говорю я. — Но тоже красивый.
— Ага, — говорит он. — Это есть добре… Хорошо.
Он удовлетворенно улыбается, свешивается еще ниже и теребит волосы Тодора тонкой, совсем детской рукой с коротко остриженными ногтями.
— Внима́вай, да не па́днеш, момче́! — говорит Тодор, ударяя его книгой по руке. И добавляет, обращаясь ко мне: — Хлапа́к, неопитно момче́…
— Он сказал, что я есть мальчишка, который сосет молоко, — говорит парень. — Он у нас самый старец, понимаете? Стар, имеет тридцать пять годов… — И звонко смеется.
— Хлапа́к, — говорит Тодор, улыбаясь.
— Стар студент, — говорит парень сверху и снова треплет Тодору волосы. — Мы все есть студенты — я, он и он. Него зовут Тодор, а этот — Славко, а я есть самый лучший — Иван. Да?
Он отваливается назад и снова смеется… Видно, что ему очень хочется посмеяться. Славко лежит не двигаясь и смотрит в окно. У него худое, бледное лицо, тонкая шея и очень черные и грустные глаза.
— Мне есть хорошо, — говорит Иван. — Я имею русское имя.
— Тодор есть тоже русский Федор, — говорит Тодор. — Да?
— Правильно, — говорю я. — А где вы учитесь?
— Мы еще не учимся, — говорит Иван. — Мы это… Как то се гово́ри?.. Ний ще се учим. Мы будем учиться. В Киеве. Университет.
— Так, так, — говорю я. — Все трое?
Иван отрицательно покачивает головой, и я вспоминаю, что по-болгарски этот жест означает «да».
Кто-то в коридоре подкручивает динамик, и вагон наполняется звуками тревожного, томящего сердце вальса.
— О, Хачатуриян! — говорит Иван.
Он сразу умолкает. Я смотрю на всех троих — на Тодора с его тяжелым, угрюмым лицом, усыпанным черными точками не то угольной, не то металлической пыли, на Ивана, с которого вдруг слетела вся мальчишеская веселость, и на Славко, все так же смотрящего в окно большими грустными глазами. И мне почему-то начинает казаться, что всем им очень грустно и всем хочется домой. Вальс затихает, поездной радист ставит другую пластинку.
— «Где ви, где ви, очи карие…» — подпевает пластинке Иван.
— Красива пе́сничка, — говорит Тодор.
Иван поет всю песенку и заканчивает: «Хороша страна Блгария, а Русия лучше всех».
Тодор что-то быстро говорит ему по-болгарски.
— Товариш, — говорит Иван, свесившись с полки, — Тодор спрашивает: вы были в Болгарии?
— Нет, — говорю я. — Не был.
— О-о, — с сожалением говорит Тодор. — Со́фия — наш столичен град. Красив. Много хубав!
— У него там моми́че, девочка, — подмигивает сверху Иван.
— Жена? — спрашиваю я.
— Нет, — говорит Иван. — Он не мог жениться. Хотел учиться. Стар студент.
— Дока́то с’м жив, ще се у́ча, — говорит Тодор.
— Он сказал: «Пока живешь, еще учишься», — переводит Иван. — Хотел учиться, все бросил. Ему трудно, те́жко. Стар есть, нигде еще не учился.
— Почему? — спрашиваю я.
— Он есть шлосер, железарь. Понимаешь?
— Слесарь? — говорю я.
— Так, так, — отвечает Иван. — Нелегален коммунист был.
— Друга́р! — говорит Тодор. — Товариш, слушай! Той Иван и́ма известни знания. И Славко и́ма известни знания. А мен ми е тежко. Главата ми не работи. — И он постукивает себя пальцем по лбу. Иван звонко смеется.
— Ничего, — говорю я. — Научитесь.
— Ще се научим, — соглашается Тодор.
Проводник стучит в дверь и спрашивает:
— Чайку не желаете?
— Давайте, — говорю я.
— Четыре? — спрашивает проводник.
— Давайте, давайте, — повторяет Иван.
Проводник ставит на столик четыре дымящихся стакана и уходит. Иван спускает вниз ноги в аккуратно заштопанных носках.
— Славко, давай, — говорит он. — Чай!
Славко молча покачивает головой, не отрывая глаз от окна.
Иван спрыгивает вниз и сует ноги в туфли. Тодор раскрывает чемодан, достает еду — домашний сыр с тмином, сухую колбасу, хлеб, масло и стеклянную баночку с яркими стручками красного перца. Он нарезает колбасу и хлеб, затем достает из баночки два стручка и тоже нарезает их небольшими кусочками.
Данная статья входит в большой цикл статей о всемирно известных пресс-секретарях, внесших значительный вклад в мировую историю. Рассказывая о жизни каждой выдающейся личности, авторы обратятся к интересным материалам их профессиональной деятельности, упомянут основные труды и награды, приведут малоизвестные факты из их личной биографии, творчества.Каждая статья подробно раскроет всю значимость описанных исторических фигур в жизни и работе известных политиков, бизнесменов и людей искусства.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Новая книга Николая Черкашина "Белая карта" посвящена двум выдающимся первопроходцам русской Арктики - адмиралам Борису Вилькицкому и Александру Колчаку. Две полярные экспедиции в начале XX века закрыли последние белые пятна на карте нашей планеты. Эпоха великих географических открытий была завершена в 1913 году, когда морякам экспедиционного судна "Таймыр" открылись берега неведомой земли... Об этом и других событиях в жанре географического детектива повествует шестая книга в "Морской коллекции" издательства "Совершенно секретно".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.