Сквозь ночь - [59]

Цыганков полез в карман, вытащил портсигар, ткнул папиросу куревом в рот, выбросил ее и достал другую.

— До чего же все у вас просто-ясно получается, Дмитрий Иваныч, — вздохнул Федя. — До чего правильно, залюбуешься… Только вот концы с концами маленько не вяжутся. Там они у вас ссорятся, Ватолин-то с Никандровым, как в море корабли, но это вы уж чересчур наперед загадали — верно, Николай?

— Ладно тебе, — проговорил Захаров. — Выпьем, что ли?

— «Выпьем, выпьем»… Вот ведь собака, все понимает, только сказать не умеет.

— Чего там не умеет, — снова усмехнулся Захаров. — Это вы, товарищ писатель, верно подметили, — ну как с таким не поссориться? Грубый человек, отсталость. Вот свадьбу отгуляем, обязательно поссорюсь. Повозился я с ним, хватит, пускай теперь за него жена отвечает, у них там любовь…

Он в упор посмотрел на Цыганкова, подмигнул ему и спросил:

— И за что только таких типов девушки любят, не знаете?

— Ну вот, заговорил… — сказал Федя. Цыганков напряженно улыбнулся и тщательно отряхнул пепел с папиросы.

— Да-а… — задумчиво протянул Захаров. — Винтики-болтики, мелкота… За что их только девушки любят-жалеют, — повторил он, — не скажете?

— Будет, разговорился, — перебил Федя. — Выпьем за знатных сталеваров и знаменитых писателей.

— Нет, Федя, я за вас выпить хочу, — сказал Цыганков.

— Не выйдет, — сказал Федя. — Не тот случай.

— Что ж, как хотите…

Они молча выпили, Федя постучал по столу. Официант подошел, достал из-за уха карандаш. Цыганков полез в карман.

— Отставить, — сказал Федя.

— Его козыри, — усмехнулся Захаров. — Ничего не скажешь. Он ведь нынче премию получил, за перевыполнение. У них ведь тоже свой план, кастрюльный.

На площади поубавилось народу. Вдалеке над высоким зданием настойчиво вспыхивала красно-зеленая надпись: «Чай — полезный и вкусный напиток». Стало холоднее. Цыганков застегнул плащ, нащупал в кармане книжку.

— Что ж, Дмитрий Иваныч, придете ко мне на свадьбу? — спросил Федя. Захаров смотрел на Цыганкова, сузив глаза.

— Позовете — приду, — сказал Цыганков.

— Приходите, — сказал Федя, — в воскресенье гуляем, с Наташкой познакомитесь, она ваш рассказ тоже читала…

— Обязательно приду. — Цыганков протянул руку Феде, потом Захарову и пошел через площадь. Перейдя, он оглянулся, но ни Феди, ни Захарова уже не увидел.

1954

У МОРЯ

1

Раннее апрельское утро. По широкой аллее санаторного парка идут двое. Впереди, опираясь на суковатую палку и за каждым шагом подтягивая ногу, медленно движется невысокий человек в куцем коверкотовом пальто и несмятой, стоящей торчком велюровой шляпе травянисто-зеленого цвета. Второй — краснолицый, также небольшого роста морячок в бушлате и сбитой на затылок бескозырке — идет позади, в двух шагах, держа руки в карманах клеша.

Под старым кряжистым каштаном человек в шляпе останавливается, захватывает рукоятью палки нависшую над аллеей ветку, притягивает ее к себе и, подняв голову, долго нюхает набухшую коричневато-зеленую почку. Морячок стоит сзади, держа руки в карманах, и хмуро глядит в сторону. Наконец человек в шляпе отпускает ветку; она распрямляется, роняя росу. Одна крупная капля повисает у него на шляпе, другая скатывается по щеке.

— Лицо утрите, — угрюмо говорит морячок. — Щеку.

Человек в шляпе утирает платком щеку и влажный от напряжения лоб.

Вскоре аллея заканчивается, и за невысоким каменным парапетом открывается море — жемчужно-серое, дымящееся, сливающееся у горизонта с небом и от этого бесконечное.

Человек в шляпе усаживается на стоящую у парапета скамью, осторожно протянув вперед негнущуюся ногу и поставив палку между коленями. Морячок останавливается сзади, за его спиной. В тишине слышно, как внизу, под обрывом, шелестит и слабо плещет прибой. Проходит пять, десять, пятнадцать минут. Человек сидит неподвижно, сгорбившись, опершись подбородком о кривую рукоять палки, глядя вдаль прищуренными зеленоватыми глазами из-под нависших выцветших бровей. Морячок переминается с ноги на ногу, нащупывает в кармане пачку, осторожно вытягивает из нее смятую папиросу и закуривает, кашлянув в тот момент, когда загорается спичка.

— Федченко! — произносит человек, не отрывая подбородка от палки. — Папиросу!

— Товарищ адмирал… — говорит морячок. Скуластое лицо его еще больше краснеет, он надламывает гильзу и зачем-то поворачивает ее огоньком внутрь согнутой ладони.

— Ну!.. — произносит адмирал.

Федченко видит, как под шляпой темнеет, наливаясь кровью, его короткий затылок. Он вздыхает и достает из кармана пачку. Адмирал, не оборачиваясь, берет папиросу и спичечный коробок.

Постепенно парк наполняется отдыхающими. Поодиночке и группами они проходят мимо, здороваясь. Адмирал приподнимает шляпу и долго смотрит каждому вслед.

Наконец у столовой звонят на завтрак. Частые удары железной палки по обрубку рельса звучат, как сигнал пожарной тревоги. Парк быстро пустеет; в тишине снова слышно, как шелестит прибой и как в столовой стучат посудой.

— Завтракать… — говорит Федченко.

Адмирал сидит еще несколько минут, опершись подбородком о палку. Затем делает усилие, чтобы подняться. Федченко, прикусив губу, берет его сзади под мышки и, натужившись, приподнимает.