Сквозь ночь - [41]
— Папаша, — сказал боец, — как жизнь?
Старик молча пожал плечами. Рябоватый боец вылез из окопчика, положил лопатку на снег и достал из кармана жестянку с табаком.
— Ты зачем, папаша, не выкуировался? — с добродушной серьезностью спросил он, послюнив самокрутку. — Гляди, убьет прежде времени.
Старик пожевал губами, вздохнул и пошел к двери. В хате было уже темновато. По-зимнему рано и быстро смеркалось. Красноватые отблески догорающего в печи огня пробежали по его лицу.
Он постоял, прислушиваясь. На печи кто-то заворочался. Потом женский голос спросил:
— Тату?
— Я, доню, — откликнулся он.
— А кто там, на дворе?
— То солдаты, доню.
— Наши?
— Наши, доню, наши.
Женщина замолчала. Старик постоял еще немного.
— Может, покушаешь? — спросил он.
— Нет, — ответила женщина.
— Я там картошечки сварил, покушала б.
Протяжный, сдавленный стон был ему ответом.
Тихо, стараясь не скрипнуть, прошел он к скамье, углом стоявшей под стенкой, и сел, опустив голову на руки. Женщина вновь застонала — глухо и жалостно. Старик прикрыл глаза и стиснул ладонями голову. Стоны теперь повторялись один за другим через равные промежутки, пока в дверь хаты не постучали. Женщина затихла. Старик тоже молчал, прислушиваясь. Постучали еще раз, затем спросили:
— Папаша, погреться можно?
Он не ответил. За дверью сказали:
— Спят, что ли?
— Тату, — тихо позвала женщина, — пустите, нехай зайдут.
— Господи, господи, — прошептал старик.
— Пустите их, тату, — настойчиво повторила женщина. — Может, и наш Микола где-нибудь так…
Старик прошел в сенцы, лязгнул крючком. Рябоватый солдат спросил:
— Погреться можно, папаша?
Пятеро вошли и остановились у двери, постукивая сапогами и шумно дыша на иззябшие руки.
— Холодище, — сказал рябоватый.
— Седайте, — вздохнул старик.
— Не видать, где седать, — проговорил один.
Другие негромко засмеялись.
Старик молча взял из печки огня и зажег коптилку. Колеблющийся синеватый огонек осветил усталые, заросшие щетиной лица. Солдаты уселись, снимая ушанки, переговариваясь о чем-то своем. Потом один достал из сумки хлеб и банку консервов. Банку вскрыли кривым ножом и принялись есть, накладывая застывшее мясо на твердые, промерзшие ломти хлеба.
— Тату, — тихо позвала женщина, — дайте им покушать горяченького. Чуете, тату?
Старик все так же молча достал ухватом закопченный чугунок и не мигая смотрел, как все пятеро, обжигаясь, едят рассыпчатую, дымящуюся картошку.
Потом постучался шестой.
— Греетесь, черти? — сказал он. — Гунченко, иди, тебя лейтенант вызывает.
Долговязый сержант надел ушанку и вышел, застегиваясь на ходу. Вскоре он вернулся и привел с собой лейтенанта. Лейтенант был совсем молоденький, с виду лет двадцати, не больше. Ушанка у него была завязана под подбородком. Все четверо встали, когда он вошел.
— Сидите, сидите, — сказал он. — Здравствуйте, папаша.
— Картошечки не хотите?, — предложил рябоватый солдат.
— Давайте, — сказал лейтенант.
Он развязал тесемки и снял ушанку. У него были светлые волосы и синие, казавшиеся теперь черными глаза с очень длинными ресницами. Без шапки он выглядел еще моложе.
Усевшись, он взял картофелину и подул на нее, по-детски оттопыривая губы. Поев, оглядел приземистую хату и спросил, сочувственно улыбаясь:
— Так что ж это вы, папаша, один остались?
— Он не один, — сказал рябоватый.
Другие солдаты взглянули на печь.
— Лучше было бы вам в тыл уйти, — сказал лейтенант.
Старик вздохнул и покачал головой.
— Дочка у него там, что ли, — понизив голос, сказал рябоватый, указывая глазами.
— То невестка моя, — сказал старик. — Сына моего жена, — пояснил он. — Младшенького.
— А старуха твоя где? — спросил рябоватый.
— Нема, — ответил старик. — Померла.
— Лучше бы все-таки вам уйти, — сказал лейтенант.
— Нельзя нам было, — угрюмо проговорил старик.
На печи пошевелились, послышался сдавленный стон.
— Больна, что ли? — понизив голос, спросил лейтенант.
Старик неопределенно качнул головой. Все посидели, прислушиваясь. Женщина снова застонала, и тогда старик через силу выжал из себя:
— Родить она должна, такая причина… — и для чего-то показал на свой впалый, перетянутый ремешком живот.
Никто не нашел что сказать. Только лейтенант растерянно протянул:
— А-а-а… — и осторожно надел ушанку, тщательно завязав тесемки у подбородка. — Пошли! — шепотом сказал он.
— Грейтесь, — сказал старик.
— Ничего, — прошептал лейтенант.
И улыбнулся так, будто для него удовольствие было выйти из дремотно-теплой хаты в февральскую промозглую ночь.
Они вышли гуськом, осторожно переступая задубелыми сапогами. И женщина, едва за ними закрылась дверь, закричала в голос, уже не в силах более сдерживаться.
— Господи, господи, — прошептал старик. Его старуха родила ему четверых, и все как-то незаметно, неслышно…
Вздохнув, он встал, потом снова опустился на скамью, уронив руки. Так он просидел полчаса или больше. Женщина притихла, будто устала от крика. Он спросил:
— Ну как тебе, доню?
— Помираю, тату, — сказала она. — Нет моих сил.
— Что ты, господь с тобой, — сказал он. — От этого не помирают.
— Помру, — сказала она.
Дрожащими руками он нащупал на скамье шапку, влез в полушубок и вышел.
Безлунная черная ночь нависла над Яворовкой. За рекой взлетела и медленно погасла ракета. Где-то вблизи негромко переговаривались.
Книга Вениамина Шалагинова посвящена Ленину-адвокату. Писатель исследует именно эту сторону биографии Ильича. В основе книги - 18 подлинных дел, по которым Ленин выступал в 1892 - 1893 годах в Самарском окружном суде, защищая обездоленных тружеников. Глубина исследования, взволнованность повествования - вот чем подкупает книга о Ленине-юристе.
Книга Николая Сергованцева — научно-художественная биография и одновременно литературоведческое осмысление творчества талантливого писателя-уральца Д. Н. Мамина-Сибиряка. Работая над книгой, автор широко использовал мемуарную литературу дневники переводчика Фидлера, письма Т. Щепкиной-Куперник, воспоминания Е. Н. Пешковой и Н. В. Остроумовой, множество других свидетельств людей, знавших писателя. Автор открывает нам сложную и даже трагичную судьбу этого необыкновенного человека, который при жизни, к сожалению, не дождался достойного признания и оценки.
Книга Н. Трущенко о генеральном секретаре ЦК ВЛКСМ Александре Васильевиче Косареве в 1929–1938 годах, жизнь и работа которого — от начала и до конца — была посвящена Ленинскому комсомолу. Выдвинутый временем в эпицентр событий огромного политического звучания, мощной духовной силы, Косарев был одним из активнейших борцов — первопроходцев социалистического созидания тридцатых годов. Книга основана на архивных материалах и воспоминаниях очевидцев.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.