Сквозь ночь - [177]

Шрифт
Интервал

4

Дело стоило немалых усилий. Шесть бутылок из-под ситро, найденных Женькой на чердаке, принесли рубль двадцать копеек. Недостающая сумма была добыта ценой недельного послушания. И вот мы снова сидим в последнем ряду, а на арене кружатся под звуки вальса лошади, совсем не похожие на знакомых нам тощих извозчичьих кляч или волосатоногих угрюмых битюгов.

Легкие, тугие как мячики, все, как одна, вороные, с лоснящейся, будто намасленной шерстью, с коротко подстриженными хвостами и круто выгнутыми гривами-щетками, они кружатся, кивая торчащими серебряными метелками. Человек в коричневых твердых крагах, клетчатой рубахе и ковбойской высокой шляпе взмахивает звонко стреляющим бичом (это и есть шамбарьер, теперь и мы знаем!), и лошадки выстраиваются в шеренгу. Еще выстрел шамбарьера, и все они, подломив колени, кланяются, встряхивая метелками. Здорово, ничего не скажешь, но мысли наши поглощены предстоящим…

В антракте мы не отрываясь глядим, как униформисты, причесав арену граблями, расстилают толстый ковер, похожий на стеганое одеяло. Дзюба, одетый в расшитую золотыми галунами форму, выносит столик, накрывает его бахромчатой скатертью, ставит графин с водой и звонок. Затем он выносит три стула. Он, кажется, видел нас и поэтому очень важничает. Антракт тянется чертовски долго, но вот наконец скамьи заполняются, арена светлеет, Нехамкес занимает свое место, и человек во фраке (шпрехшталмейстер, мы знаем уже и это), выйдя, объявляет своим специальным голосом:

— Откр-рываем чэмпионат фр-ранцузской борьбы. Парад алле! Маэстро, пр-рашу!

Униформисты раздергивают плюшевый занавес, и на арену под звуки какого-то особо торжественного марша выходят люди, — представьте, почти такие, как на Решетилином плакате.

Тяжелоногие, грузные, немыслимо широкоплечие, они неторопливо идут по кругу вдоль барьера, глядя прямо перед собой. Они обуты в мягкие зашнурованные ботинки. Черные трико с узкими нагрудниками и перекрещивающимися на спине шлейками облегают их могучие торсы. Чугунные мышцы-шары перекатываются под их упругой молочно-розовой кожей.

Помаршировав, они останавливаются незамкнутым кругом. Шпрехшталмейстер, набрав побольше воздуха, начинает:

— Для участия в чэмпионате пр-рибыли и записались следующие борцы. Чэмпион мира Ганс Ульрих!

Звучит туш, и самый грузный, приземистый, с маленькими, заплывшими глазками и головой-грушей, поросшей рыжей шерстью, смешно переваливаясь, делает два шага вперед и кланяется.

— Знаменитый русский силач Иван Манжула! — возглашает «шпрех».

Из круга выходит длиннорукий, страшного вида дядька с перебитым носом и сизыми щеками. Он не кланяется, а просто так выходит, угрюмо глядя перед собой, и тотчас возвращается в круг.

— Любимец публики Ян Рубан!

Черноглазый богатырь, тряхнув волосами, кланяется, улыбаясь и прикладывая руку к сердцу.

— Чэмпион Европы Василий Загоруйко!

Этот выходит как-то совсем особенно — вприпрыжку, легко играя мускулами рук, ног и груди и кивая во все стороны бритой наголо головой.

Объявив всех борцов (их пока двенадцать человек), «шпрех» представляет публике арбитра — красивого смуглого мужчину с бархатными усиками, в воздушно-легкой кремовой косоворотке, подпоясанной витым кушаком с кистями. Зовут его Павле Петреску. За столик усаживаются судьи (один из них — завпосредрабисом Людвигов — важно садится в центре, поставив меж колен неразлучную трость) — и чемпионат наконец начинается…

Первыми борются Ульрих с Манжулой. Выйдя на ковер, они небрежно подают друг другу руки, расходятся и сразу же сходятся, наклонясь и по-бычьи уткнувшись лбами. Так они топчутся минуту-другую, цапая друг друга короткими прикосновениями. Ульрих почему-то сразу же начинает потеть. Розовое, будто ошпаренное тело его начинает лосниться. Ноги расставлены, как тумбы. Поцапав его, Манжула вдруг быстрым, движением охватывает его ниже груди своими длинными, горильими ручищами. Ульрих, однако, сразу разрывает кольцо и, повернувшись, пытается перебросить через себя Манжулу, поймав его вытянутую руку. Но не тут-то было! Выдернув руку, Манжула молнией охватывает Ульриха сзади и отрывает его от ковра. Тот повисает, дрыгая ногами-окороками, сопя и всхрапывая. Подержав его так и хекнув, как дровосек, Манжула рушится вместе с ним… Публика, ахнув, замирает. Ульрих, однако же, вывернувшись каким-то чудом, оказывается стоящим на четвереньках. Манжула под общий смех дает ему в сердцах шлепка по складчатому затылку и принимается снова отрывать от ковра. Но тот будто прирос ладонями и коленями. Он стоит как гора. Он уже не влажный, а мокрый, весь в крупных каплях. Он сопит и как-то очень смешно всхрюкивает, в то время как освирепевший Манжула пытается, продев сзади свои ручищи ему под мышки, соединить их на его затылке. Наконец ему это удается. «Двойной нельсон», — взволнованно шепчет кто-то из наших соседей. Сплетя пальцы на Ульриховой холке, Манжула свирепо жмет, выпятив сизую челюсть. Арбитр Петреску по-кошачьи мягко ходит вокруг, держа на ладони часы. Ульрих кряхтит, сопит, обливается потом, но держится. «Манжула, жми!» — раздается из публики, но тут вдруг розовая потная гора приводит в движение. Мотнув щетинистой рыжей башкой, Ульрих разрывает клещи, ныряет под Манжулу, перекидывает его через себя и наваливается на него всей тяжестью. Тот мгновенно выгибает спину, упершись теменем и ступнями.


Рекомендуем почитать
Рассказы о Сталине

Сборник рассказов о Иосифе Виссарионовиче Сталине, изданный в 1939 году.СОДЕРЖАНИЕД. Гогохия. На школьной скамье.В ночь на 1 января 1902 года. Рассказ старых батумских рабочих о встрече с товарищем СталинымС. Орджоникидзе. Твердокаменный большевик.К. Ворошилов. Сталин и Красная Армия.Академик Бардин. Большие горизонты.И. Тупов. В Кремле со Сталиным.А. Стаханов. Таким я его себе представляю.И. Коробов. Он прочитал мои мысли.М. Дюканов. Два дня моей жизни.Б. Иванов. Сталин хвалил нас, железнодорожников.П. Кургас. В комиссии со Сталиным.Г. Байдуков.


Дела и люди века: Отрывки из старой записной книжки, статьи и заметки. Том 1

Мартьянов Петр Кузьмич (1827–1899) — русский литератор, известный своими работами о жизни и творчестве М. Ю. Лермонтова и публикациями записок и воспоминаний в литературных журналах. «Дела и люди века» — самое полное издание записей Мартьянова. Разрозненные мемуарные материалы из «Древней и Новой России», «Исторического Вестника», «Нивы» и других журналов собраны воедино, дополнены недостающими фрагментами, логически разбиты на воспоминания о литературных встречах, политических событиях, беседах с крупнейшими деятелями эпохи.Издание 1893 года, текст приведён к современной орфографии.


Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде

Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.