Скворцов-Степанов - [19]

Высланный в те годы большевик Б. П. Позерн (впоследствии секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), так вспоминал о Скворцове в период его пребывания в Ачинске: «Молодой, жизнерадостный, удивительно трезвый и чуткий, И. И. Скворцов производил большое впечатление на студенческую молодежь, которая в то время в большом количестве попала в ссылку. Я отлично помню, что и на меня именно эти черты произвели исключительно сильное впечатление. То было для меня, как и для многих из рядов революционной молодежи, время напряженных исканий, горячих споров, время формирования марксистской идеологии. Такие люди, как Иван Иванович Скворцов, отчетливостью своей мысли и ясностью своих суждений производили неотразимое впечатление. Это был лучший тип пропагандиста марксизма». И сам Б. И. Позерн, не без влияния Ивана Ивановича, прочно встал в ряды большевиков. Запомнилось и то, что по инициативе Скворцова решено было силами социал-демократов, стоявших на марксистских позициях (из числа ссыльных ачинской колонии), подготовить сборник статей на злобу дня, но осуществить эту идею тогда не удалось…

Ссылка в Восточную Сибирь только закалила революционный дух Ивана Ивановича Скворцова.

В 1903 году произошло важное событие — II съезд РСДРП, положивший начало партии большевиков, партии социальной революции и диктатуры пролетариата. И до ачинских поселенцев стали доходить материалы лондонского форума российских революционеров. Внимательно читал их Скворцов, искренне восхищаясь ленинской логикой, глубиной его мысли, принципиальностью. Трезво и всесторонне оценил Скворцов позиции всех течений на съезде, безоговорочно примкнув к большевикам. Характеризуя ачинский период в деятельности Скворцова, Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич писал, что Иван Иванович очень основательно освоил все глубины теории Маркса и Энгельса, разносторонне применял диалектический метод мышления к различным областям знания. Заметно помогало ему то, что он изучал естественные науки.

В этот период И. И. Скворцов и В. И. Ленин еще не были лично знакомы, но Владимир Ильич не раз слышал о нем от своих товарищей.

Когда В. Д. Бонч-Бруевич сообщил Владимиру Ильичу Ленину, что Иван Иванович «определился как твердый и последовательный большевик», тот «очень обрадовался, что такой теоретически образованный товарищ, испытанный социал-демократ, встал па те же позиции большинства».

ОТ РЕВОЛЮЦИИ К РЕВОЛЮЦИИ

Приближалась к концу сибирская ссылка Скворцова. Это только прибавляло ему силы. Работал с удвоенной энергией, часто ночами. Не было случая, чтобы статью или перевод не завершал в условленный срок. Немало времени отнимала пропагандистская деятельность, но он успевал встретиться с нужными людьми, провести политическую беседу с жителями Ачинска или ссыльными товарищами. Наконец пришло разрешение, и в конце 1904 года Иван Иванович и Ольга Илиодоровна вернулись в Москву.

Скворцов сразу же окунулся в революционную жизнь. Он брался за самые сложные и нередко опасные поручения. Так, в письмах, направленных Н. К. Крупской по просьбе В. И. Ленина Тверскому комитету РСДРП от 26 ноября и 20 декабря, подчеркивалось, что «Большаку» (один из партийных псевдонимов Скворцова) надо срочно помочь — он просит заделать в подошвы сапог паспорт и пилочки (ножовки) и «передать ему через Некрасову или родных». Это, вероятно, нужно было Ивану Ивановичу, чтобы помочь кому-то из товарищей по революционной борьбе бежать из царской тюрьмы.

Прибытие Скворцова в Москву из ачинской ссылки совпало с так называемой «эрой банкетов», которую проводили российские либералы: в салонах различных меценатов устраивались весьма помпезные, шумные сборища «почитателей демократии» с произнесением высокопарных речей о всевозможных свободах, реформах, конституционных поправках и правах граждан. Проходили многочисленные съезды и совещания земских деятелей, адвокатов, врачей, учителей, мелких и средних служащих. Зима 1904/05 года в России скорее походила на «политическую весну». По выражению Скворцова, который быстро распознал суть этой «весны», российские либералы, земства во что бы то ни стало хотели «уклониться от борьбы и задолго до революции страстно искали компромисса с самодержавием, хотя бы самого гнилого и гаденького».

Съезды проходили довольно многолюдные, залы ломились от желающих услышать «непозволительные» раньше речи, перепалку либералов, рядившихся под демократов, и наконец выступления «настоящих революционеров», которые разными путями попадали на эти съезды и банкеты, разумеется, к немалому огорчению устроителей таких собраний. Социал-демократы из большевиков говорили о том, что в России наступает время перелома. И приводили факты, которые трудно было оспаривать. Война с Японией многое перевернула вверх дном, еще больше приблизила неминуемую развязку. «Пусть рабочий класс не попадает в ловушку буржуазии, которая играет словами в демократию, — дороги буржуазии и рабочих разные!» — так считали большевики.

С негодованием слушают галерки съездов о побоище, учиненном в Москве полицией против мирной демонстрации, — число пострадавших достигало 170. Вести о кровавых событиях в Варшаве, о разгромах дворянских имений в Киевской, Рязанской, Черниговской и других губерниях многие выступавшие большевики расценивают как грозные признаки собирающейся бури.