Скверная компания - [7]

Здесь для Лотти начать было проще, чем в школе дважды два умножить.

Я не успела и рта раскрыть, как она приподняла свою бесподобную шляпу и дала знак. Мы пошли прочь — она по одному ряду, я по другому — обмениваясь сквозь толпу взглядами. Мы сошлись у другого прилавка, где продавалась всякая галантерея.

— Ну как, здорово? — спросила Лотти, и я кивнула, хотя чувствовала себя прескверно. — Теперь мне нужны крючки, а ты присмотрись к серпантину.

На этот раз продавщица подсчитывала чеки, и вовсе не обращала внимания ни на меня, ни на сердитую даму, тщетно пытавшуюся получить у нее шпильки. Мелькнула из рукава костлявая ручка Лотти, и качнулась труба на ее голове. Так и ловила она в мешок зазевавшихся птичек: ситечко для чая (их вовсе не было на прилавке), коробочку гвоздей, резиновые перчатки, о которых я просила, и четыре пакетика смеси семян. Теперь вы имеете представление о размерах ее шляпы.

Я нервничала — не оттого, что была ее сообщницей, а оттого, что оказалась в этой толпе на пустой желудок, и потому что мы бестолку торчали здесь уже битый час. В ее шляпе не было ничего, что мне хотелось бы теперь иметь, даже резиновых перчаток. Но в той же мере, в какой мой дух падал, дух Лотти поднимался: ясно, что до сих пор она лишь присматривалась, и настоящая охота только начинается.

Сейчас мы остановились у киоска с бумажными куколками, чтобы произвести разведку. «Я себе раздобуду парочку жемчужных бус, а ты займись заколками, поняла?»

Удача и мастерство не покинули бы Лотти, а ее шляпа стала бы к обеду рогом изобилия, если бы в самый момент, когда ее рука потянулась к бусам, мной не овладела та моя неукротимая потребность. Никогда это еще не обрушивалось на меня так внезапно, может быть, потому, что сейчас меня со всех сторон давила и толкала толпа, а раззявленные рты дышали мне в лицо. Как бы то ни было, именно в этот решающий момент мне понадобилось остаться одной.

Секунду я стояла, уставившись на костяные заколки, а когда продавец спросил: «Так что же ты хочешь купить своей маме, милочка? Какого цвета волосы у твоей мамы?» — я глянула мимо него на Лотти и ответила: «Что, в вашей семье только у брата все шарики в голове не на месте?» Продавец остолбенело повернулся в сторону моего взгляда и схватил за руку Лотти как раз в тот момент, когда она приподымала шляпу, чтобы просунуть под нее бусы. Она неосмотрительно выбрала длинную нитку и чуть замешкалась; у меня промелькнула отвратительная мысль, будто у нее из головы вытекают мозги.

Не в силах справиться с этим чепе, продавец яростно зазвонил и заорал: «Мистер Беллами! Я воровку поймал!» Внезапно нагрянула тишина, а потом такой гвалт, какого я в жизни не слыхала. Звонок звенел, дети ревели, посуда сыпалась на пол, а толпа, спотыкаясь, ринулась к месту происшествия.

Возле Лотти в тот же миг вырос девятнадцатилетний широкоплечий мистер Беллами, крепко держа ее за руку и снимая шляпу, явившую к восторгу зрителей невероятный ассортимент товаров. Со взлохмаченными волосами и миной невинности на лице хитрюшка Лотти притворилась глухонемой. Она показала на резиновые перчатки, потом показала на меня, и мистер Беллами, которому, наконец, представился случай проявить свои способности, воскликнул: «Ага!» и, не отпуская Лотти, бросился вокруг прилавка и схватил за руку меня.

Я не знаю, где теперь Лотти — гастролирует ли еще или сидит в тюрьме. Судя по ее поведению после нашего задержания, первое столь же вероятно, сколь и второе. (С тех пор я ее не видела, и могу лишь предполагать, что она в ту же ночь смоталась из города на товарном поезде. А, может быть, вся ее семья снялась так же быстро, как и объявилась: обитатели наших трущоб были очень непоседливы. Можете быть уверены, что я не пыталась ее разыскать и несколько месяцев обходила Арапаха Крик и Норт Хилл десятой дорогой.) Она не произнесла ни слова и только делала знаки пальцами, переворачивая все с ног на голову. Пытались проверить ее слух, стреляя их хлопушки прямо у нее под ухом, но она и глазом не моргнула.

Вызвали моего отца, и он приехал на нашей семейной машине. Я почти не слышала, о чем шла беседа, потому что страшно ревела, но все же поняла одну его фразу: «Ну что же, негодница, ты, видно, добилась того, что мне придется порвать отношения с нашим старым другом, судьей Бэем». Я пыталась защищаться, но все было бесполезно. Управляющий, мистер Беллами, продавщицы и мой отец — все ласково похлопывали Лотти по плечу, а продавец даже сказал: «Несчастный ребенок–калека». Несчастному ребенку–калеке подарили кулечек леденцов, и он ответил им наибессовестнейшей улыбкой благодарности, немного похныкал и зашагал прочь, держа перед собой, как попрошайка, пустую шляпу. Я ненавижу Лотти по сей день, но должна оценить ее по заслугам — она была гениальна.

Мистер Беллами, я уверена, хотел бы упечь меня в исправительную школу на всю жизнь, но управляющий сказал, что, поскольку это мой первый проступок, он позволит отцу самому наказать меня, Продавщица — старая дева — только щелкнула языком и покачала головой. Папа вытолкал меня из кабинета и из магазина, поскорее запихнул в машину и помчал домой, что‑то бормоча себе под нос. Иногда до меня долетали слова: «нравственность» и «в наши дни».