Скверна - [29]

– Таким родился. А пялиться невежливо.

– Мне кажется, это красиво, – сказала Хирка. – Не пялиться. Твоя губа.

Стефан рассмеялся и снова нажал на телефон.

– Значит, если я правильно понял, тебя только что пытались похитить какие-то больные люди. Ты понятия не имеешь, кто они такие и чего хотят. Каждый коп Йорка работает сегодня сверхурочно, чтобы найти нас. На расстоянии метра от тебя сидит вооруженный чужак. И при этом ты говоришь о моих губах?

Хирка пожала плечами и потупилась:

– Я не сделала ничего плохого. Я не знаю, почему все так получилось.

Стефан отложил телефон и снова встал. Она заметила у него на шее цепь, которая скрывалась под свитером.

– Ты когда-нибудь встречала по-настоящему больных людей, Хирка?

Хирка скрыла улыбку. Она сомневалась, что Стефан встречал так же много больных, как она, но не ответила.

– Я хочу сказать, серьезно больных. Тех, кто знает, что скоро умрет? Только представь, что увидела одного такого обреченного на смерть человека через год, причем совершенно живого. Или через три года. Тридцать лет, – он посмотрел на Хирку. – И не просто живого, но ни на год не постаревшего. Что бы ты подумала?

Стефан закурил, но, судя по всему, это не доставляло ему никакого удовольствия.

– Могу рассказать тебе, кто они такие, Хирка. Один из них – нанятый рецидивист, его больше не стоит бояться. Насчет второго я не уверен, но это скоро выяснится. А вот третий… – Стефан посмотрел на нее с отчаянной мольбой во взгляде, словно она принуждала его говорить. – Ну, он тоже был когда-то человеком. До того, как стал хищником. Рабом крови. Больным.

Исак.

Хирке не было нужды спрашивать, она была уверена, что знает, о ком говорит Стефан.

– Его что-то заразило. Это что-то передается из поколения в поколение. Те, кто об этом знает, помалкивают, потому что это одна из вещей, о которых нам знать не положено, понимаешь? Человек делает то, что может, так ведь? Я охочусь на них с подросткового возраста.

Он расхаживал взад-вперед по комнате, собираясь с мыслями и подбирая слова.

– Они называют себя Вардар. Я проследил за ними досюда, а они следили за тобой. Сначала я подумал, что ты одна из них, но ты здорова, так ведь? И все же ты нужна им, а я не понимаю зачем.

Стефан говорил так быстро, что Хирка едва поспевала за его мыслью, к тому же он употреблял много новых слов.

– Что такое раб крови? – спросила она.

Он остановился и посмотрел на нее.

– Тот, кто должен был умереть давным-давно, но все еще жив, потому что так кому-то надо.

– И кому это надо?

– Я жизнь потратил на то, чтобы это выяснить. Если бы мне был известен источник, я не терял бы здесь попусту время. Единственное, в чем я уверен – он не человек, – Стефан снова уселся. – Меня беспокоит, что ты сейчас не рассмеялась и не посмотрела на меня так, словно я из психушки сбежал. Что это говорит о тебе? Ты не боишься нелюдей?

Ей не удалось сдержать смех. Он вопросительно взглянул на нее. Кое-что она понимала очень хорошо, чего-то не понимала вообще, и словами это выразить было сложно, но она попыталась.

– Я привыкла к тому, что надо бояться людей. Не быть человеком – это очень хорошо там, откуда я. Уж поверь мне.

Стефан изучал ее.

– Если ты говоришь правду… Почему ты никому об этом не рассказала?

Хирка закрыла глаза. Легко ему говорить. Он был одним из счастливчиков, одним из тех, кому никогда не доводилось объяснять, кто он. Хирка не знала, смеяться ей или плакать.

– Знаешь что, я думала, что попаду домой. Я думала, что как только окажусь здесь, все сразу увидят, что я такая же, как вы. Дитя Одина. И вы примете меня с распростертыми объятьями. Вот что я думала.

Хирка знала, что ей лучше промолчать, но слова зажгли в ней искру, и та быстро разгорелась. Она должна выговориться. Должна заставить его понять, что не так с этим миром, как плохо он функционирует.

– Когда я впервые попала сюда, то ничего не поняла! Я шла. Я шла дни и ночи. Вода была кислой, но я все равно пила ее. И хотя деревья уже увяли, я радовалась, что они есть. Потому что я знаю, что такое деревья. Что-то знакомое. Что-то правильное. А потом я увидела эти… – она была взволнованна и стала забывать слова. – Машины! Они носились так быстро, и я… Я сначала спряталась. В мертвом лесу без зверей. Там нечем было питаться. Тогда я вышла на дорогу и помахала, но никто не остановился. Потом я бросила камень. Одна машина остановилась. Человек вышел из машины, и я обрадовалась, потому что он заметил меня. Потому что теперь вы узнали, что я здесь. Я подумала, что он отвезет меня в деревню. Туда, где можно жить. В такое место, как Равнхов. И там я буду пить чай и рассказывать по вечерам истории об Имланде, и…

Хирка встала.

– Он стал меня трясти. Орал на языке, которого я не понимала. Я укусила его за руку и убежала. Я встретила еще нескольких и всем пыталась объяснить, кто я. Пыталась сказать, что я прошла сквозь камни, но они не понимали ничего из того, что я говорила. Тогда я начала показывать на вещи и спрашивать, как они называются. Но это было трудно. Я… я воровала еду, – она сглотнула. – Отец Броуди стал первым, кто захотел меня выслушать. Я смотрела на всех, кто заходил к нему, и подумала, что это место, наверное, что-то вроде чертога Всевидящего. Я пошла за ними. Я села на… стул. Как это называется? На скамью. И отец Броуди не выгнал меня. Мне позволили остаться там. Он каждый день спрашивал меня об одном и том же, до тех пор, пока я не начала понимать его. Он знал многих, и я рассказала им, кто я, и знаешь что? Для них это не имело значения! Они сказали, я сама не понимаю, что говорю. Что я все придумала. Некоторые смотрели на меня так, будто меня камнем по голове ударили. Одна старушка прямо так и сказала. Иной мир, так не говорят, сказала она, – Хирка говорила быстрее и быстрее, судорожно хватая воздух ртом. – Я не дура. И я не сумасшедшая. Так что – да, я рассказывала людям, кто я. Еще советы будут?