Скульптор-экстраверт - [27]

Он наполнял содержанием рассказа дом, в котором я находился этим вечером. Я ощутил на себе атмосферу прошлых веков, я задышал ею. Сначала повеяло холодом и я поежился, затем послышались приглушенные шаги и я содрогнулся, раздалось легкое постукивание тросточки о пол, я насторожился и встрепенулся.

А вскоре и сам старина Жорж в дружной компании семейства Бояриновых свернул налево и прошагал к нам на кухню. Я вскочил со стула и вслед за маленьким Костей в нижайшем поклоне, собрался пожать ледяную руку самому известному в России дуэлянту…

Услышав из моих уст намерение вслед за Константином Александровичем пожать руку Дантесу, скульптор тут же побелел и вскочил с дивана…

– Ты, что Вадим – идиот! Дантес был не рукопожат. Дедушка не мог ему пожать руки, он его презирал. Его все презирали – все общество, весь свет его презирал. Ты хоть вообще понимаешь значение слова – презирал!!!

Всеволод произнес слово «презирал», членораздельно, акцентируя мое внимание на каждом слоге и ударении. Он, очевидно, делал это для того, что бы достучаться до моего ума и сердца. Но в моих тупых мозгах возникли соответствующие резоны:

– Сева, ты мне скажи, как это, по-твоему, шестилетний мальчик может кого-либо презирать? Он же еще совсем маленький ребенок, несмышленыш!

Услышав от меня такие слова, услышав то, что я назвал Константина Александровича несмышленышем, Всеволод взорвался и вскипел не на шутку… Вот-вот крышка сорвется с чайника. И теперь он уже вызовет меня на дуэль… Скульптор пришел в бешенство. Он вскочил на ноги и взревел:

– Кто несмышленыш, ты кого так назвал?.. Запомни, ты… Плевс!!!.. – Всеволод стоял напротив меня, тяжело дыша, раздувая ноздри. Он едва переводил дыхание от охватившего его гнева. – Константин Александрович тебе не маленький ребенок и не несмышленыш, а дворянин прежде всего! Ты понимаешь значение слова дворянин! Ты совсем, что ли, куку? Дворяне презирали Дантеса, если ты хочешь это знать…

Ты это понимаешь или тебе это популярно объяснить!!! – Сева буквально вскричал… От его нервного перевозбуждения крышка все-таки слетела с чайника и закатилась под диван. Но я не уступал…

– Да ты-то чего так орешь, чего хайло раскрыл? Ты что, тоже Дантеса, что ли, презираешь?.. – я издевательски ухмыльнулся.

– Да, презираю!!! – Всеволод стоял напротив меня, сжав кулаки.

– За что презираешь?.. – мое правое веко подергивалось в нервном тике.

– За то, что он нарушил кодекс чести – правила проведения дуэлей!!!

Пришло время нам с Севой отмерять шаги и выставлять барьеры… Мы стояли друг напротив друга, полные решимости ответить за свои слова… и в любой момент снять с руки и бросить перчатку в лицо обидчику…

– Да тебе-то до этого какое дело? Двести лет уже прошло. Ты то, чего вскакиваешь как бешеный?.. И с кулаками на меня бросаешься. Я то-то где тебе дорогу перешел?

– Дурак ты, Вадим! Он Пушкина убил. А сам в это время портсигаром сердце себе прикрыл, как мне его не презирать после этого?! Это подло, к твоему сведению. Подлец он… И ты тоже!!!

– А я-то с какой стати стал подлец?!

– С такой стати!

Всеволод сбавил обороты, и я тоже взял себя в руки, мое веко перестало дергаться. Я отошел от скульптора и сел обратно на табурет.

– Как прикрыл-то? Да не кипятись ты, Сев. Сядь, успокойся…

В мои планы явно не входило сегодня стреляться с моим соседом, стоя у барьера – из-за какого-то там французика. Которого я и знать не знал, и видеть не видел в своей жизни ни разу…

После того как крышка слетела и пар из чайника вывалил наружу, скульптор в миг потерял былое раздражение и продолжил разъяснять мне, тупому, все обстоятельства по делу поручика Жоржа Дантеса и поэта, а заодно и камергера Александра Пушкина. Кипятиться-то он перестал, но до конца все же не остыл и покой умиротворенного рассказчика пока все еще не обрел. А посему он уселся на диван и продолжал свое премного любопытное повествование. Продолжал чуть рассерженно, но успокаиваясь постепенно, с каждым новым произнесенным им словом. Скульптор продолжал:

– Понимаешь, Дантес знал, что Пушкин стреляет только в сердце и без промаха и поэтому-то и подложил себе заранее, до дуэли, под сердце портсигар. Раненный в живот, Пушкин своим выстрелом попал ему в портсигар, после чего пуля срикошетила в руку Дантеса и ранила его. За это секундант Пушкина, подполковник Данзас, Дантеса на дуэль вызвал.

– Дантес и Данзаса, что ли, до кучи прихлопнул?

– Б… Вадим, как с тобой все-таки тяжело разговаривать, ты вообще, что ли, ничего не знаешь? Данзас ни одной дуэли не проиграл за свою жизнь. Если хочешь знать, он на дуэлях стрелял только в голову противнику, он не промахивался вообще. А если его вызывали на дуэль, то он выбирал в качестве оружия шпаги, а не пистолеты. К твоему сведению, дуэль на шпагах – самая страшная и жестокая из возможных дуэлей. Дуэлянты стоят напротив друг друга, выставив вперед одну ногу, и дуэль прекращается, если только один из них уберет выставленную вперед себя ногу. Дантес испугался драться с Данзасом и сбежал за границу, после того как его помиловали и выпустили из тюрьмы… Сосед, ты что, смеешься? Ты только подумай? Как это мой дедушка этому всеми презираемому мерзавцу мог пожать руку… Ты что?! – Сказав это, Всеволод вовсе успокоился… Окончательно!