Скрытые пружины - [39]

Через несколько дней у меня появился слабый кашель, который я отчаянно скрывала от всех, стремительно убегая в свою комнату или на третий этаж перед тем, как чувствовала его приближение. Эти мелкие недомогания быстро покинули меня и им на смену пришло тяжёлое отчаяние. Отец и мисс Чемберс по-прежнему лежали в своих постелях, бледные, немочные и слабые. Доктор Джефферсон, судя по всему, не желал показывать собственную неосведомлённость и продолжал строить предположения о завладевшейм ими недуге, предполагая всё более пугающие варианты и предписывая больным регулярные кровопускания.

Абигайль, услышав от доктора о заразности неизвестной болезни, принялась демонстративно кашлять и сморкаться в надежде, что её от греха подальше отправят в постель или даже вовсе домой, в Окгемптон, но доктор тут же её сурово отчитал, обозвав симулянткой.

Так прошли три или четыре недели. Видя, как сбиваются с ног Абигайль и Мэри, мадемуазель Фавро присоединилась к ним в уходе за больными, моя же мать продолжала почти безвылазно сидеть в своей комнате, изредка навещая отца, но не рискуя приближаться к нему ближе, чем на расстояние нескольких шагов. После таких посещений на её лице появлялось странное выражение печальной и удовлетворённой отрешённости, почему-то пугающее меня больше, чем слёзы или отчаяние. Иногда, когда моя мать думала, что никто этого не видит, её лицо приобретало особое мечтательное выражение.

Благодаря (а может статься, и вопреки) стараниям доктора Джефферсона, к середине марта больные всё-таки пошли на поправку. Первой кризис миновала мисс Чемберс, за время болезни потерявшая больше двух стоунов веса. Из-за того, что доктор подозревал виновной в её болезненном состоянии пневмонию, а не брюшной тиф, великолепные волосы моей гувернантки не были острижены, как у отца, и оставались по-прежнему длинными, разве что потерявшими свой блеск и густоту.

Миссис Дин, тоже изрядно похудевшая, поправилась на неделю позже. За время её болезни мы привыкли питаться невнятным варевом из жёсткого мяса и разварившихся до кашеобразного состояния овощей, которое косорукая Абигайль готовила изо дня в день. Не знаю, как слуги, а мы с матерью больше не могли есть подобную гадость, поэтому часто совершали набеги на кладовую, уничтожая маринованные овощи и фрукты.

Когда наша кухарка приступила наконец к своим обязанностям, то пришла в совершеннейший ужас от того, в каком состоянии находилось её рабочее место. Кладовая с припасами была напрочь разорена (нам с матерью больше всего по вкусу пришлись маринованные вишни и апельсиновый джем), закопчённые медные кастрюли и сковороды вперемешку висели на стенных крюках, а ведро с отбросами источало миазмы перегнивших овощных очисток. Схватившись за сердце, миссис Дин остолбенело взирала на чудовищные разрушения в её некогда светлой и безукоризненно чистой кухне, а потом в сердцах отстегала Абигайль свёрнутым полотенцем, кляня нерадивую горничную на чём свет стоит.

Когда мисс Чемберс окончательно поправилась и мы смогли возобновить наши занятия, в Хиддэн-мэнор пришло письмо от тётушки Мод. Она сообщала, что кузина Элизабет заканчивает обучение в пансионе миссис Брингеми в середине апреля, после чего они обе приедут в поместье погостить и, возможно, привезут с собой преподобного мистера Пристли.

Ни я, ни моя мать не были знакомы с отцом Элизабет и мужем тётушки Мод, а поскольку в моей семье совершенно не соблюдались церковные каноны и отсутствовало надлежащее религиозное воспитание, то в ожидании визита викария англиканской церкви мы несколько растерялись.

И отец, и моя гувернантка, и миссис Дин – все, казалось, окончательно оправились от сурового недомогания. Даже сильно похудевший и остриженный наголо отец снова отправился к себе, в северное крыло, как только смог обрести прежние силы.

Затяжная зима, принёсшая нашей семье столько хлопот и несчастий, почти закончилась. Из-за того, что вся земля в течение долгого времени была покрыта плотным слоем снега, который сейчас стремительно превращался в воду, половина территории поместья приняла вид стоячего болота. Перед сном, приоткрыв окно своей спальни, я могла слышать утробные лягушачьи трели и вдыхать возбуждающие запахи оттаявшей земли.

Река Дарт той весной вышла из своих берегов и разлилась по ферме мистера Беррингтона, находившейся ближе всех к поместью моего отца, а её небольшое ответвление, протекавшее под зданием северного крыла, наполовину затопило подвалы строения. Внезапное затопление, угрожающее загадочным занятиям отца, сильно встревожило его и сподвигло применить новое хитроумное устройство для откачивания воды, которое он недавно выписал из Лондона.

Несмотря на то что отец чудом выкарабкался из цепких когтей смертельной болезни, его отношения с моей матерью оставались по-прежнему напряжёнными. Подолгу находясь в его комнате совместно с нянюшкой Бейкер, я не раз слышала, как хриплым и чуть различимым от слабости голосом он тщетно призывал мою мать к своему одру.

В тот же день, когда доктор Джефферсон с плохо скрываемым облегчением сообщил о том, что угроза миновала и отец окончательно окреп, лицо моей матери приобрело странное выражение, которое человек более пристрастный, чем я, мог бы трактовать как разочарование.