Скрытые инструменты комедии - [69]

Шрифт
Интервал

Оговорка

Можно ли написать смешную до упаду комедию о парне и девушке, которые сидят на лавочке и ведут беседу два часа кряду? Конечно. Только справиться с этой задачей трудно.

На каком-то этапе вы столкнетесь с писательским ступором, о котором я столько слышал. (Ладно, признаюсь, не только слышал.) Отличная комическая предпосылка создает историю в целом. Открывшиеся возможности поражают ваше воображение — происходит что-то наподобие креативного Большого взрыва. История разворачивается у вас в сознании, и вы не можете дождаться момента, когда начнете ее записывать. Вы рассказываете об этом своим друзьям — и они тоже возбуждаются, потому что история открывает такое множество возможностей. Сказав неправду изначально, не нужно больше напрягаться и потеть, чтобы придумать комические номера. Если ваши персонажи достаточно человечны, чтобы быть Не-Героями (то есть такими же несовершенными и неловкими, как мы), и если они при этом собираются с силами и встают, сколько бы раз их ни сбивали с ног, — комедия появится сама собой.

Часть III. Ударная концовка. Часто задаваемые вопросы и несколько не очень часто задаваемых вопросов

Ладно, какова скорость темноты?

Что будет, если испугаться до полусмерти дважды?

Если Бог наглотается ЛСД, он увидит людей?

Стивен Райт

Глава 14. Часто задаваемые вопросы о комедии

Как насчет шуток?

В мире есть множество экспертов по части шуток; к ним относится и Грег Дин с его книгой «Шаг за шагом к стэндап-комедии» (Step by Step to Stand-up Comedy). Но, по моему мнению, шутки в повествовании должны:

1. Стимулировать действие

2. Характеризовать персонажа

3. Отражать уникальное мировосприятие

4. Быть лаконичными

В повествовательной комедии шутке надлежит стимулировать действие. Она не должна останавливать поступательное движение персонажа только для того, чтобы он мог сказать что-нибудь смешное, разве что этот персонаж — профессиональный юморист. На наших семинарах мы показываем сценку из ситкома 80-х о некоем «современном» министре. Однажды утром секретарь заходит в его кабинет, смотрит на него и говорит: «О, выглядите так, будто умерли, а вам об этом никто не сказал». Ответ министра: «Да-а-а, я вчера умер! Бу-у-у!» Шутка не только не смешна (по моему мнению), она еще обрывает действие на полуслове. Если вам нечего предложить в ответ кроме слабенькой реплики, то попробуйте хотя бы не тормозить действие и придумайте что-нибудь наподобие сухо произнесенного «Благодарю». Такой вариант как минимум сохранит динамику повествования и не разрушит нашу веру в реальность персонажей (или веру в талант сценаристов).

Шутка должна характеризовать персонажа. Прошло уже лет пятьдесят с того времени, когда исполнители не писали для себя шутки. Эта эра завершилась примерно в пятидесятые годы. Начиная с пятидесятых годов двадцатого века люди стали самостоятельно писать для себя шутки, понимая при этом, что пишут они для определенной личности, персонажа. Поэтому не все смешное, что приходило им в голову, годилось для такого персонажа. У меня множество друзей среди стэндап-комиков, и они часто делятся шутками друг с другом. Один из комиков может сказать: «Пол, эта шутка как раз для тебя. Для меня не годится. Я ее написал; я ее придумал; но не могу ее использовать, потому что она — не в моем характере. Она не соответствует персонажу, которого я играю на сцене». То есть шутка должна характеризовать персонаж.

Она должна отражать его уникальный взгляд на мир. Что такое комик-халтурщик (hack comic)? Это человек, ведущий прицельный огонь по очевидным мишеням для шуток, не пытаясь внести хоть какие-нибудь коррективы или изменить угол цели. «Смотри-ка, носки! Ты заложил в стиралку три пары, а вышло из нее — две с половиной! Что бы это значило?» Мы уже все это видели, разве нет? Потому что в этой шутке нет уникального взгляда на мир; она «смотрит» на мир самым банальным образом. Такое приходило в голову каждому. А если такое приходило в голову каждому, зачем же я стою перед вами и произношу этот текст? Почему именно я, а не вы? Джерри Сайнфелд тоже делает номер со стиркой. Стиралка для него — ночной клуб одежды: темно, все вокруг танцуют. Он представляет себе, что носки выходят из сушилки, потому что совершают побег. Он проходит весь сюжет бегства из тюрьмы. Вы думаете, что носок прилипает к барабану просто по законам статики? Да нет, это один из ребят ждет, когда можно будет улизнуть. Итак, вам нужен собственный уникальный взгляд на мир, а не расхожие стереотипы.

И наконец, шутка должна быть сжатой, лаконичной. Джордж С. Кауфман, американский комедиограф, автор сценария к фильму «С собой не унесешь» (You Can’t Take It With You) и множеству других классических комедий, часто стоял за спиной у зрителей и считал слоги в шутке. Потому что он знал: выразить ту же идею, использовав на один слог меньше, — значит получить лучшую реакцию зала. Всего лишь на один слог меньше.

Как же «работает» шутка? Физиология и неврология шутки состоит в том, что мозг создает маленькие автострады под названием «проводящие пути нервной системы»; шутка следует по этому пути, как вдруг забойная реплика заставляет ее изменить маршрут, и мысль вынуждена проложить новый проводящий путь. В мозгу происходит небольшой взрыв. В результате взрыва возникает чисто физиологический эффект: воздух выталкивается из легких. Маленький взрыв в мозгу зеркально отражается в легких, в результате чего и возникает смех.


Рекомендуем почитать
Гоголь и географическое воображение романтизма

В 1831 году состоялась первая публикация статьи Н. В. Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии». Поднятая в ней тема много значила для автора «Мертвых душ» – известно, что он задумывал написать целую книгу о географии России. Подробные географические описания, выдержанные в духе научных трудов первой половины XIX века, встречаются и в художественных произведениях Гоголя. Именно на годы жизни писателя пришлось зарождение географии как науки, причем она подпитывалась идеями немецкого романтизма, а ее методология строилась по образцам художественного пейзажа.


Мандельштам, Блок и границы мифопоэтического символизма

Как наследие русского символизма отразилось в поэтике Мандельштама? Как он сам прописывал и переписывал свои отношения с ним? Как эволюционировало отношение Мандельштама к Александру Блоку? Американский славист Стюарт Голдберг анализирует стихи Мандельштама, их интонацию и прагматику, контексты и интертексты, а также, отталкиваясь от знаменитой концепции Гарольда Блума о страхе влияния, исследует напряженные отношения поэта с символизмом и одним из его мощнейших поэтических голосов — Александром Блоком. Автор уделяет особое внимание процессу преодоления Мандельштамом символистской поэтики, нашедшему выражение в своеобразной игре с амбивалентной иронией.


Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.