Скрытые инструменты комедии - [69]
Можно ли написать смешную до упаду комедию о парне и девушке, которые сидят на лавочке и ведут беседу два часа кряду? Конечно. Только справиться с этой задачей трудно.
На каком-то этапе вы столкнетесь с писательским ступором, о котором я столько слышал. (Ладно, признаюсь, не только слышал.) Отличная комическая предпосылка создает историю в целом. Открывшиеся возможности поражают ваше воображение — происходит что-то наподобие креативного Большого взрыва. История разворачивается у вас в сознании, и вы не можете дождаться момента, когда начнете ее записывать. Вы рассказываете об этом своим друзьям — и они тоже возбуждаются, потому что история открывает такое множество возможностей. Сказав неправду изначально, не нужно больше напрягаться и потеть, чтобы придумать комические номера. Если ваши персонажи достаточно человечны, чтобы быть Не-Героями (то есть такими же несовершенными и неловкими, как мы), и если они при этом собираются с силами и встают, сколько бы раз их ни сбивали с ног, — комедия появится сама собой.
Часть III. Ударная концовка. Часто задаваемые вопросы и несколько не очень часто задаваемых вопросов
Ладно, какова скорость темноты?
Что будет, если испугаться до полусмерти дважды?
Если Бог наглотается ЛСД, он увидит людей?
Стивен Райт
Глава 14. Часто задаваемые вопросы о комедии
В мире есть множество экспертов по части шуток; к ним относится и Грег Дин с его книгой «Шаг за шагом к стэндап-комедии» (Step by Step to Stand-up Comedy). Но, по моему мнению, шутки в повествовании должны:
1. Стимулировать действие
2. Характеризовать персонажа
3. Отражать уникальное мировосприятие
4. Быть лаконичными
В повествовательной комедии шутке надлежит стимулировать действие. Она не должна останавливать поступательное движение персонажа только для того, чтобы он мог сказать что-нибудь смешное, разве что этот персонаж — профессиональный юморист. На наших семинарах мы показываем сценку из ситкома 80-х о некоем «современном» министре. Однажды утром секретарь заходит в его кабинет, смотрит на него и говорит: «О, выглядите так, будто умерли, а вам об этом никто не сказал». Ответ министра: «Да-а-а, я вчера умер! Бу-у-у!» Шутка не только не смешна (по моему мнению), она еще обрывает действие на полуслове. Если вам нечего предложить в ответ кроме слабенькой реплики, то попробуйте хотя бы не тормозить действие и придумайте что-нибудь наподобие сухо произнесенного «Благодарю». Такой вариант как минимум сохранит динамику повествования и не разрушит нашу веру в реальность персонажей (или веру в талант сценаристов).
Шутка должна характеризовать персонажа. Прошло уже лет пятьдесят с того времени, когда исполнители не писали для себя шутки. Эта эра завершилась примерно в пятидесятые годы. Начиная с пятидесятых годов двадцатого века люди стали самостоятельно писать для себя шутки, понимая при этом, что пишут они для определенной личности, персонажа. Поэтому не все смешное, что приходило им в голову, годилось для такого персонажа. У меня множество друзей среди стэндап-комиков, и они часто делятся шутками друг с другом. Один из комиков может сказать: «Пол, эта шутка как раз для тебя. Для меня не годится. Я ее написал; я ее придумал; но не могу ее использовать, потому что она — не в моем характере. Она не соответствует персонажу, которого я играю на сцене». То есть шутка должна характеризовать персонаж.
Она должна отражать его уникальный взгляд на мир. Что такое комик-халтурщик (hack comic)? Это человек, ведущий прицельный огонь по очевидным мишеням для шуток, не пытаясь внести хоть какие-нибудь коррективы или изменить угол цели. «Смотри-ка, носки! Ты заложил в стиралку три пары, а вышло из нее — две с половиной! Что бы это значило?» Мы уже все это видели, разве нет? Потому что в этой шутке нет уникального взгляда на мир; она «смотрит» на мир самым банальным образом. Такое приходило в голову каждому. А если такое приходило в голову каждому, зачем же я стою перед вами и произношу этот текст? Почему именно я, а не вы? Джерри Сайнфелд тоже делает номер со стиркой. Стиралка для него — ночной клуб одежды: темно, все вокруг танцуют. Он представляет себе, что носки выходят из сушилки, потому что совершают побег. Он проходит весь сюжет бегства из тюрьмы. Вы думаете, что носок прилипает к барабану просто по законам статики? Да нет, это один из ребят ждет, когда можно будет улизнуть. Итак, вам нужен собственный уникальный взгляд на мир, а не расхожие стереотипы.
И наконец, шутка должна быть сжатой, лаконичной. Джордж С. Кауфман, американский комедиограф, автор сценария к фильму «С собой не унесешь» (You Can’t Take It With You) и множеству других классических комедий, часто стоял за спиной у зрителей и считал слоги в шутке. Потому что он знал: выразить ту же идею, использовав на один слог меньше, — значит получить лучшую реакцию зала. Всего лишь на один слог меньше.
Как же «работает» шутка? Физиология и неврология шутки состоит в том, что мозг создает маленькие автострады под названием «проводящие пути нервной системы»; шутка следует по этому пути, как вдруг забойная реплика заставляет ее изменить маршрут, и мысль вынуждена проложить новый проводящий путь. В мозгу происходит небольшой взрыв. В результате взрыва возникает чисто физиологический эффект: воздух выталкивается из легких. Маленький взрыв в мозгу зеркально отражается в легких, в результате чего и возникает смех.
Эта книга воспроизводит курс лекций по истории зарубежной литературы, читавшийся автором на факультете «Истории мировой культуры» в Университете культуры и искусства. В нем автор старается в доступной, но без каких бы то ни было упрощений форме изложить разнообразному кругу учащихся сложные проблемы той культуры, которая по праву именуется элитарной. Приложение содержит лекцию о творчестве Стендаля и статьи, посвященные крупнейшим явлениям испаноязычной культуры. Книга адресована студентам высшей школы и широкому кругу читателей.
Наум Вайман – известный журналист, переводчик, писатель и поэт, автор многотомной эпопеи «Ханаанские хроники», а также исследователь творчества О. Мандельштама, автор нашумевшей книги о поэте «Шатры страха», смелых и оригинальных исследований его творчества, таких как «Черное солнце Мандельштама» и «Любовной лирики я никогда не знал». В новой книге творчество и судьба поэта рассматриваются в контексте сравнения основ русской и еврейской культуры и на широком философском и историческом фоне острого столкновения между ними, кардинально повлиявшего и продолжающего влиять на судьбы обоих народов. Книга составлена из статей, объединенных общей идеей и ставших главами.
Владимир Сорокин — один из самых ярких представителей русского постмодернизма, тексты которого часто вызывают бурную читательскую и критическую реакцию из-за обилия обеденной лексики, сцен секса и насилия. В своей монографии немецкий русист Дирк Уффельманн впервые анализирует все основные произведения Владимира Сорокина — от «Очереди» и «Романа» до «Метели» и «Теллурии». Автор показывает, как, черпая сюжеты из русской классики XIX века и соцреализма, обращаясь к популярной культуре и националистической риторике, Сорокин остается верен установке на расщепление чужих дискурсов.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В новую книгу волгоградского литератора вошли заметки о членах местного Союза писателей и повесть «Детский портрет на фоне счастливых и грустных времён», в которой рассказывается о том, как литература формирует чувственный мир ребенка. Книга адресована широкому кругу читателей.