Скрытые инструменты комедии - [32]
Еще один пример; вспомним Кэри Гранта. Какие определения приходят вам в голову при мысли о Кэри Гранте? Невозмутимый, изысканный, франтоватый? На своих семинарах я показываю отрывок из фильма «Мышьяк и старые кружева» (Arsenic and Old Lace), где Кэри Грант играет Мортимера Брюстера, театрального критика, навещающего своих странноватых стареньких тетушек в Бруклине. Он вспоминает плохонькую пьесу с убийством, которую недавно рецензировал, и в это время находит труп в сундуке.
ИНТ. ДОМ ЭББИ И МАРТЫ БЮСТЕР.
Мортимер подходит к сундуку у окна и открывает его.
МОРТИМЕР
Занавес поднимается, и первое, что ты видишь, — труп.
Он закрывает крышку, отходит.
МОРТИМЕР (ПРОД.)
А потом видишь...
Он оборачивается к сундуку, потрясенный только что увиденным. Быстро открывает его, чтобы взглянуть еще раз. ЗАХЛОПЫВАЕТ крышку и садится сверху. Смотрит на сундук, все еще в шоке, а затем в растерянности оглядывает комнату. Глаза его снова возвращаются к сундуку. Он встает, садится на корточки и снова смотрит внутрь.
МОРТИМЕР (ПРОД.)
Эй, мистер.
Опять закрывает сундук, отворачивается в сторону в полном замешательстве. Не зная, что делать, вновь садится на сундук. Смотрит в сторону гостиной, вид у него совершенно ОШАЛЕЛЫЙ. Затем вновь возвращается взглядом к сундуку, по-прежнему сидя на нем. До него доходит, что в сундуке — труп.
Невозмутимый? Изысканный? Франтоватый? Отнимите у Кэри Гранта знание — и перед вами полный придурок, ничуть не лучше Джорджа Костанцы. Не-Герой, отчаянно рвущийся к победе без средств достижения этой победы. Имей он эти средства, он был бы Джеймсом Бондом, Джейсоном Борном или Нео из «Матрицы» (The Matrix). Без этих средств он — Вуди Аллен, Бен Стиллер; он — Джона Хилл или Сет Роген, Уилл Феррелл или Зак Галифианакис.
Даже умнейший персонаж — гений, подобный Леонарду в «Теории Большого взрыва», — всего лишь обычный человек, которого его сосед Шелдон постоянно ставит в тупик и приводит в замешательство. В комедии персонажи действуют в условиях недостатка знания: даже если им кажется, что они знают, на самом деле это не так. Способность разрешить себе «не знать» или сбиться с толку — один из величайших навыков в исполнении комедии.
Когда вы пишете или играете «незнание», вы получаете одно преимущество: персонаж больше не обязан быть смешным. Сам факт, что он не умеет «знать», рождает такие комические моменты, как попытка Энди (Стив Каррелл) изображать многоопытность в разговоре о сексе в «Сорокалетнем девственнике» (The 40 Year Old Virgin) или поведение Джоша (Том Хэнкс), просыпающегося тридцатилетним в «Большом». Не-Герою не нужно стараться быть смешным — достаточно просто не знать.
Именно незнание ведет к наиболее важным моментам в комедии. И это вовсе не слэпстик-трюки, а моменты открытия и осознания. Главные моменты. Когда персонажи видят что-то впервые или начинают по-настоящему видеть самих себя. Они что-то понимают. Они что-то воспринимают. Можно сказать, что комедия построена на палочках и колбочках в глазах персонажа.
Античная поэтика называла такие моменты «анагноризис», то есть узнавание; они важны, потому что помогают нам уверовать в реальность персонажей. Если вы не верите в персонажа, вам все равно, дадут ли ему по голове макрелью. Но если персонаж вам действительно небезразличен, удар в лицо макрелью хоть что-то да значит. Чем больше мы как зрители переживаем за персонажей, тем больше нам хочется отправиться вместе с ними в дикие полеты их комедийной фантазии. Моменты открытия не снижают накала комедии, а наоборот, поддерживают его.
Однажды я вел семинар в компании, занимающейся анимацией, и они сочли хорошей идеей показать мне черновой материал их будущего фильма. Не могу вам сказать, что это был за фильм — скажу лишь, что там фигурировало какое-то существо, похожее на медведя[25], мечтающее о том, чтобы стать великим мастером боевых искусств. Была там сцена, в которой Герой взбирается на огромную гору, чтобы добраться до большого стадиона и увидеть, как состязается Неистовая Пятерка. Он несколько раз пытается попасть туда, но всякий раз терпит поражение. Попытки эти — серия смешных ситуаций и трюков, дающих, как правило, обратный результат (по мне, только один из них был заразительно смешным). Я задал тогда единственный вопрос: «Он там когда-нибудь раньше бывал?» Ответ — нет. «Тогда откуда он знает дорогу? Откуда знает, куда идти, где вход, что ему делать? Он слишком быстро все улавливает, ориентируется в обстановке и понимает, что дальше хода нет». Когда аниматоры скомпоновали окончательную версию фильма, они убрали часть смешных трюков и сделали акцент на поведении персонажа. От этого смешное стало еще смешнее, потому что одного лишь шума и глупостей недостаточно.
Посмотрите на свой сценарий и задайте себе вопрос: откуда персонаж так много знает? Я знаю, почему вы так много знаете — вы эту беду написали. Но откуда персонаж знает?
Возьмем для примера сцену из «Дня сурка», в которой Фил идет к психологу. Это ранняя версия сценария, и здесь психолог предлагает назначить еще один прием.
Талантливый драматург, романист, эссеист и поэт Оскар Уайльд был блестящим собеседником, о чем свидетельствовали многие его современники, и обладал неподражаемым чувством юмора, которое не изменило ему даже в самый тяжелый период жизни, когда он оказался в тюрьме. Мерлин Холланд, внук и биограф Уайльда, воссоздает стиль общения своего гениального деда так убедительно, как если бы побеседовал с ним на самом деле. С предисловием актера, режиссера и писателя Саймона Кэллоу, командора ордена Британской империи.* * * «Жизнь Оскара Уайльда имеет все признаки фейерверка: сначала возбужденное ожидание, затем эффектное шоу, потом оглушительный взрыв, падение — и тишина.
Проза И. А. Бунина представлена в монографии как художественно-философское единство. Исследуются онтология и аксиология бунинского мира. Произведения художника рассматриваются в диалогах с русской классикой, в многообразии жанровых и повествовательных стратегий. Книга предназначена для научного гуманитарного сообщества и для всех, интересующихся творчеством И. А. Бунина и русской литературой.
Владимир Сорокин — один из самых ярких представителей русского постмодернизма, тексты которого часто вызывают бурную читательскую и критическую реакцию из-за обилия обеденной лексики, сцен секса и насилия. В своей монографии немецкий русист Дирк Уффельманн впервые анализирует все основные произведения Владимира Сорокина — от «Очереди» и «Романа» до «Метели» и «Теллурии». Автор показывает, как, черпая сюжеты из русской классики XIX века и соцреализма, обращаясь к популярной культуре и националистической риторике, Сорокин остается верен установке на расщепление чужих дискурсов.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В новую книгу волгоградского литератора вошли заметки о членах местного Союза писателей и повесть «Детский портрет на фоне счастливых и грустных времён», в которой рассказывается о том, как литература формирует чувственный мир ребенка. Книга адресована широкому кругу читателей.