Скрытая угроза - [24]

– Вам кажется, что она обидела вашего сына?

– Воспитательница? Ни в коем разе. Мы и не считали, что это она. Мы думали, что это дети… Я бы к ней Шалома не приводил. – И Сара снова застопорился.

* * *

Была ли во время этого допроса минута, когда Авраам вдруг заподозрил, что именно Сара и подкинул чемодан? Если она и была, то улетела. Сейчас он в основном испытывал неприязнь к Хаве Коэн, и это чувство все нарастало. Было еще несколько вопросов, которые он должен был задать, и Авраам продолжил:

– Где вы были утром, когда к садику подложили этот чемодан?

– С детьми.

– Дома?

– Да. Я привел их в садик.

– Но до восьми утра вы все время были с ними?

– Да. Нет. На самом деле нет. Я каждое утро рано выезжаю – за булочками для своего дела.

– В котором часу?

– Может, в пять…

Авраам поглядел на часы в углу экрана и на свои заметки и вспомнил, что нужно вернуться к уехавшей жене. Чемодан подкинули гораздо позже пяти утра, но если Сара оставил своих детей в пять, он мог сделать это и позже. От его квартиры до садика три минуты пешком, не больше. Инспектор попытался представить себе этого сидящего перед ним пожилого человека в фуфайке с капюшоном – и не смог. Сара, ко всему прочему, был выше среднего роста, а по описанию свидетельницы, человек, подбросивший чемодан, был низкорослым.

– Хотите пить? – спросил полицейский, и Хаим Сара ответил, что нет. Авраам с минуту поколебался, стоит ли настоять и заставить его подняться, чтобы он сам налил себе стакан воды.

Он представил, как через короткое время Сара войдет в детский сад за сыном. Странный и медлительный среди молодых родителей. Скажет ли он Хаве Коэн, что его допрашивали в полиции? Скорее всего, нет, хотя Авраама порадовало бы, если б сказал. Ровно в три перед входом в садик остановится патрульная машина. Инспектор не стал просить Хаима, чтобы тот не рассказывал про свое посещение участка.

– Продолжим. Вашей жены в то утро не было? – спросил он.

– Нет, она уже уехала. Я был с ними один.

– Мне бы хотелось поговорить и с ней тоже. Куда она уехала?

– Она уехала примерно две недели назад. На Филиппины. Там ее семья.

– Ясно. Вы помните точную дату ее отъезда?

– Две недели назад. Дату я могу проверить.

– И почему же она уехала?

– К отцу. Он болен.

– А когда она возвращается?

– Примерно через неделю-другую. Все зависит от его самочувствия. Вы можете ей туда позвонить, если это необходимо.

Распрощавшись с Сарой, Авраам написал на листке бумаги дополнительное замечание: «Проверить, был ли у звонившей акцент».

* * *

Сразу после обеда, даже не выкурив сигарету, он позвонил Орне Хамо, мамаше, которая забрала сына из этого садика. Эта родительница, в отличие от Сары, была болтушкой и, казалось, только того и ждала, чтобы ее вызвали на допрос. Аврааму не пришлось ничего спрашивать. Как и Хаим, Орна ничего не скрывала. Инспектор сказал, что звонит, чтобы пригласить ее для дачи показаний по поводу муляжа взрывчатки, подброшенного к садику на улице Лавон, и она ответила:

– Вы не представляете, сколько всего я могу рассказать!

Затем Хамо сообщила, что не может явиться в участок прямо сейчас, потому что дома у нее месячная малышка. Но молчать она тоже не может.

– Хочу, чтобы еще до того, как я приду, вы поняли: эта воспитательница – преступница, и будь я покруче, я бы ее прибила! – заявила женщина.

Она рассказала, что с первого дня почувствовала там какой-то непорядок. Ее сыну только год и восемь месяцев, он младше большинства детишек, и поскольку еще ничего не может сказать, она через неделю после открытия садика без предупреждения заскочила туда. Детки были во дворе, сидели в песке без всякого надзора. Орна не увидела своего сына, даже когда вошла внутрь, но услышала его плач. Открыв дверь в туалет, она увидела его в каком-то заплесневелом углу. Он сидел там на маленьком стульчике. Хава Коэн пришла со двора и попыталась что-то объяснить, но из начавшейся перебранки, быстро перешедшей на крик, мать поняла, что ее сынок целыми днями сидит на низком стульчике в углу комнаты или в туалете, и ему не разрешают даже двинуться. Потому что он плакса и, по утверждению воспитательницы, ходит не так хорошо, как остальные дети.

– Я ее не поколотила, но поверьте мне, была на грани, – заявила Хамо и добавила, что, как ей кажется, в этом садике творятся вещи, которые полиции необходимо проверить. И она не сомневается в том, что там есть какая-то связь со взрывчаткой.

После разговора с Орной Авраам закурил на ступеньках, ведущих в участок, – он так долго не держал сигареты во рту!

Этот разговор с мамашей расстроил его. Он стал думать о ее малыше, которого закрывают в туалете без права на выход. И о сыне Сары. О его синяках и о ссадине на лбу. Опасения, связанные с Хавой Коэн, все больше перерастали в отвращение, и инспектору надо было напомнить себе, что ловить в западню следует не ее, а того, кто подкинул чемодан. Но, может, следует получить разрешение у Сабана и начать уголовное дело также и против этой воспиталки?

И тут еще эта утренняя встреча со Шрапштейном, который как ни в чем не бывало уселся рядом с ним в зале заседаний! Будто при последнем расследовании ничего и не случилось. И его улыбочка, когда Авраам напомнил про угрозу по телефону и попросил отнестись к этому расследованию как к чрезвычайно срочному делу. С этой их встречи инспектор чувствовал в себе взвинченность, которую пытался подавить.