Скрипка, деньги и «Титаник» - [36]
Ты очень нервничаешь.
Тихо стучишься в дверь его гримерки.
Ицхак Перлман выглядит старше, чем на фотографии с обложки диска. Он сидит за туалетным столиком под яркими лампами, обрамляющими зеркало.
– Простите, мистер Перлман, – полушепотом произносишь ты, – там спрашивают, сыграете ли вы «Палладио».
Знаменитый, легендарный Перлман – он смотрит на тебя! Слушает тебя! И раздраженно бросает в ответ:
– Не «Палладио», а «Палладио». И нет. Я ухожу домой.
К концу первого курса ты понимаешь, что зря пошла на скрипичное отделение, и окончательно расстаешься с иллюзиями о своем музыкальном будущем. Отказываться от мечты страшно, и страшнее всего потому, что другой мечты у тебя нет. Но постепенно тебя начинают увлекать другие вещи, и ты не успеваешь оглянуться, как увлечение перерастает в настоящую страсть.
Как это часто бывает в колледже, все начинается с курса по теме, которая тебе совершенно незнакома, – введение в исламскую цивилизацию. Ты ничего не знаешь об исламе и тем более о его цивилизации, но, мучаясь с литературой из обязательного списка и с вопросами для обсуждения, вдруг понимаешь: здесь твоя неграмотность, возможно, сыграет тебе на руку. Для твоих однокурсников каждый семинар превращается в израильско-палестинский конфликт: ребята в ермолках ожесточенно спорят с девушками в хиджабах, а ты молча наблюдаешь за ними с задней парты. До колледжа ты не знала ни одного мусульманина, ни одного араба; ты и евреев-то не встречала, за исключением Фернандо, да и у того родители только наполовину евреи, религиозных предписаний не соблюдают и даже со своей политической позицией не определились. Мусульманам и евреям с твоего курса очень сложно объективно рассуждать на политические темы, а тебе – нет, ведь ты не имеешь отношения ни к тем, ни к другим и незнакома с полемикой обеих сторон. В один прекрасный день ты осознаёшь, что стала лучшей на курсе по мусульманской культуре: твое невежество дало тебе реальное, хоть и незаслуженное, преимущество. Впрочем, этот парадокс тебя ничуть не тревожит: да, ты ничего не знаешь о ситуации на Ближнем Востоке и учишься на «отлично» на курсе, посвященном ближневосточной культуре и истории, – ну и что? Ты записываешься на курсы по смежной тематике: сионизм, изучение Корана, палестинская литература, египетская романистика, женская литература Израиля и арабского мира. К концу второго курса, то есть весной 2001 года, ты переходишь на культурологическое отделение и выбираешь специальность «Ближневосточная культура». Пишешь двадцатистраничные курсовые о разрушении религиозных памятников «Талибаном» и решаешь осенью поехать в Каир учить арабский.
Уезжаешь ты в Египет 19 августа 2001 года. В первые несколько недель зарубежной жизни ты учишься рассчитывать стоимость товаров в новой валюте, осваиваешь самые необходимые арабские фразы, без которых не купишь еду и не найдешь дорогу, начинаешь ориентироваться в Каире и узнаёшь, что значит быть женщиной в мировой столице уличного харассмента.
Однажды – спустя пару недель с начала осеннего семестра, примерно в шестнадцать часов по каирскому времени – после занятий арабским ты заходишь в прокуренную студенческую столовую, чтобы перекусить. И видишь толпу, собравшуюся возле телевизора в углу. «Аль-Джазира» передает трансляцию Си-эн-эн: две огненные дыры в башнях Всемирного торгового центра пылают в прямом эфире. Ты сразу понимаешь: с этой минуты твое обучение на Ближнем Востоке станет совсем не таким, каким ты себе его представляла.
Главное сейчас – выяснить, не начнут ли США бомбить Египет, родину террориста Мохаммеда Атта, угнавшего самолет. Дом его родителей стоит в паре кварталов от оккупированной кошками студенческой столовой. Через несколько дней становится ясно, что этого не произойдет. Всех американцев, находящихся в Каире, обязывают явиться в посольство США. Посол объясняет процедуру эвакуации. Многие граждане США, в том числе и большинство ребят из твоей программы обучения за рубежом, немедленно улетают в Европу (международное авиасообщение с США откроют лишь через несколько недель). Но ты не хочешь никуда уезжать, смекнув, что перед тобой открываются карьерные двери. В будущем Соединенным Штатам понадобятся специалисты по Ближнему Востоку. И ты решаешь остаться в Каире – вместе с несколькими десятками других американских студентов.
Занятия отменяют на неделю. Египетские военные окружают территорию университета, подтягивая солдат и танки. Ты уезжаешь из студенческого хостела – боишься, что он может стать целью для террористов, – и с шестью однокурсниками заселяешься в пентхаус возле площади Тахрир. После терактов все ваши дни проходят одинаково: каждый вечер в шесть часов вы включаете «Аль-Джазиру», пьете «Нескафе» и курите сигареты «Клеопатра» одну за другой. А когда надоедает смотреть тревожные новости, вылезаете на крышу своего многоквартирного дома и любуетесь крышами Каира под песнь муэдзина, созывающего на молитву. В следующие несколько месяцев ты, как и другие оставшиеся в Каире американские студенты, сталкиваешься с последствиями 11 сентября, но они существенно отличаются от последствий, с которыми пришлось столкнуться американцам в США. Египтяне, встреченные в лабиринтах каирских улиц, лично извиняются перед тобой за атаки; правда, есть и те, кто не сомневается: США или Израиль подстроили теракты, чтобы у них появился предлог напасть на мусульман. Американские студенты в Каире оказываются в очень противоречивом положении: вам приходится защищать Джорджа Буша-младшего перед египтянами, которые считают его теперь чуть ли не Гитлером, и разносить его в пух и прах в письмах домой, где все превозносят его, словно Иисуса.
