Скрепы нового мира - [84]

К тому времени, когда мы пробралась через салат с зелёной фасолью, яйца Бенедикт, кофе и круассаны, ситуация более-менее прояснилась.

— Предусмотрел все, предусмотрел все, — поддразнила меня Саша. — А рабочие кулачища Тельмана предусмотрел?! Вот, читай, — она отчеркнула ногтем строчку в газете, — некий господин из гостевой ложи заметил, только главный коммунист в сердцах врезал кулаком по своему столу, так сразу последовал взрыв.

— Саш, ну кто мог подумать, что проволочка лопнет от сотрясения раньше времени?

— А говорил, что инженер!

— Электрик, и то недоучившийся…

— Вот был бы жив товарищ Блюмкин, он бы все сделал правильно.

— Скажешь тоже, — притворно обиделся я.

В глазах Саши проблескивают веселые искорки; я точно знаю, она рада гибели Тельмана, да и четыре последовавших за вождем соседа-коммуниста ее ни капельки не беспокоят. Смерть родителей и брата в коммунистических концлагерях никому не добавит гуманизма и толерантности.

Однако играть это не мешает.

— А что я? — мило округлила глазки Саша. Хлопнула несколько раз ресницами: — Мое дело женское, борщ варить, да мужа кормить.

— Кто обещал, что кроме коммунистов никто в зале не пострадает?

— Да я же все с твоих слов!

Она права, безусловно, но я не хочу быть единственным крайним. Даже в шутливой пикировке.

— А как насчет дать мудрый совет?

— Зачем? Никого же не убило, кроме Тельмана и его дружков!

— Чудом! Чудом никого не убило! Порезало-то каждого второго!

Это второй мой промах – забыл про остекление потолка.[232] Осколками засыпало весь пленарный зал, с порезами больше сотни депутатов, а Гинденбурга, как стоящего у трибуны, распластало аж двумя кусками – лоб до кости и плечо. Как только глаза уцелели. Плюс ко всему, сердце старика дало сбой – от неожиданности или страха. Вроде бы ничего опасного для жизни, врачи клянутся поставить президента на ноги, да только сроки называют немаленькие – от трех месяцев до полугода. Не уверен, что Веймарская республика просуществует так долго.

Пока я прикидывал, успеет ли Гинденбург выкарабкаться с больничной койки, Саша успела покончить с десертом из нарезанных фруктов – сперва своим, затем – моим. В ответ же на мой укоризненный взгляд – снова перевела фокус на политику:

— Что ты переживаешь за порезы? На них синяков больше, чем порезов!

— Ну подрались депутаты, с кем не бывает…

— Подрались? — возмутилась Саша. — Да они там насмерть по всей площади Революции хлестались, прямо под носом своего любимого бронзового Бисмарка! Ты на фотографии-то взгляни еще раз! Коммунисты и эсдеки против нацистов, в кои-то веки, единым фронтом.

— Фотограф озолотился, факт.

— На него уж в суд подали. Мало того, что тайком, из кустов, заснял полную пленку, так еще и продал в семь изданий как эксклюзив, по два-три кадра в одни руки.

— Зато прикинь, как легко школьники смогут оправдывать свои шалости!

— Герр наставник! — фальшиво хлюпнула носом Саша. — Почему геррам депутатам Рейхстага драться мо-о-о-жно, а нам на переменке не-е-е-льзя?!

— А знаешь, пусть и правда, берут с депутатов пример.

— В смысле?

— Они настоящие боги от политики! Сумели как-то обойтись одними кулаками, без оружия…

Вырвавшаяся невзначай аллегория стерла Сашину веселость как мокрая тряпка мел со школьной доски. Она помрачнела, отложила в сторону салфетку, поднялась и подошла к выходящему во двор окну. Не поворачиваясь ко мне лицом, медленно, через силу произнесла:

— В Мюнхене вчера погибло восемнадцать человек.[233] Ради чего?!

— Надеюсь, все они были ярые нацисты.

— Нельзя так шутить!

— Прости. Просто я ожидал худшего. Судя по тому, что творилось вчера на улицах… кстати, если верить газетам, в прямом отношении НСДАП к взрыву Тельмана никто не сомневается. Спорят лишь в том, была ли санкция руководства, или теракт исполнил фанатик-одиночка. Так что поздравляю, твой план встречного пала сработал на все сто.

— Ты предупреждал, что ответственность тяжелая ноша, — обернулась Саша. Глаза все еще на мокром месте, однако сомнения в голосе изрядно поубавилось. — Я не думала, что настолько.

— Тяжело первые пять лет, потом привыкаешь.

— Все тебе шуточки, а Гитлер, между тем, объявил поход коричневых рубашек на Берлин именно из Мюнхена.

— Идея сильная, хоть и с душком,[234] — недовольно скривился я.

Третья ошибка, уже точно, совместная наша с Сашей. Фюрер сделал совершенно очевидный, воспетый живым классиком фашизма ход, а мы его в своих расчетах никак не предусмотрели. Зашорили себя неизбежным легальным назначением Гитлера на президентский пост, торопливо загнали в цугцванг что правительство, что нацистов – получили в ответ путч. Тот самый, из-за которого Гитлера и его карманных боевиков никто так и не посмел тронуть в истории старого мира.

— От Мюнхена до Берлина те же шестьсот километров, что от Милана до Рима, — посыпала солью раны Саша. — Десять лет назад у Муссолини получилось.

— Неистовый оратор из Браунау[235] объявил вне закона не только СА, но и НСДАП целиком, — возразил я. — Партийные газеты закрыты, счета арестованы.

— Лейтенант против ефрейтора,[236] — задумалась Саша.

— У рейхканцлера Брюнинга прекрасные шансы на победу. Революционеров он разгонять умеет еще с восемнадцатого года, с военными в ладах. И наоборот, Гитлера кадровые офицеры терпеть не могут.