Скрепы нового мира - [83]

— Все что ни делается, делается к лучшему, — кровожадно улыбнулась жена.

— Как, ну как?!

— Провидение…

— Я прогонял взрыватели из этой серии десяток раз!

— Похоже, у нас есть проблема побольше, — вдруг прервала мое самобичевание Саша. — Ты только послушай, что в городе творится!

Будто специально, подтверждая ее слова, улица отозвалась завыванием полицейской сирены.

Не препираясь более, мы рванулись вон из Хофбройхауса. Двери открылись как портал в соседнее измерение. Мюнхен, всего пару часов назад домашний, тихий и спокойный, теперь напоминал застигнутый наводнением муравейник. Напротив, у дверей булочной, истерили домохозяйки, кричали, что не уйдут, "пока осталась хоть одна булка". Лавочник не спорил, угрюмо и торопливо запирал ставни витрин. За углом, наискосок около грузовичка, нервно толкались мужчины в форме СА. А совсем близко, прямо рядом с нашим мерседесом, хищно водил из стороны в сторону жалами пулеметов двухбашенный полицейский броневик.

— Это что, все из-за Тельмана?! — ужаснулась Саша.

— Драка началась после слов "семантика этюдности в прозе Пушкина неоднозначна", — мрачно повторил я старую институтскую шутку.

Забрать машину полицейские не помешали. А вот выбраться из города оказалось не самой простой задачей: время словесных баталий прошло. Улицы быстро покрывались постами, вооруженными патрулями и всяким старым хламом, предвестником баррикад. Как и с кем kameraden собираются сражаться – представлялось полнейшей загадкой. Едва ли не каждый квартал выставлял свою версию красного флага, с серпом и молотом, со свастикой с белом круге, буквами SPD, черным сжатым кулаком, тремя стрелками, орлом или уж совсем дикими кракозябрами. На пути сквозь этот парад суверенитетов я крутил баранку, газовал, сигналил, продирался по тротуарам и задворкам, каждую секунду слыша в ответ все более и более страшные угрозы.

И если бы только угрозы!

Отметки от дубинок и железных прутьев испятнали капот и борта машины. Булыжниками вдребезги разнесены фары и лобовое стекло. На некстати подвернувшейся газетной тумбе осталось висеть вырванное с мясом левое крыло. В довершение всего, удирая задним ходом от агрессивной толпы, я всмятку разворотил багажник. Сверкающий краской и хромом шедевр автопрома превратился в хлюпающую кусками железа развалину, зато мы с Сашей отделались легким испугом. Успели проскочить по той самой зыбкой грани, на которой путчисты уже вполне способны громить лавки и жечь автомобили, но совершенно не готовы убивать лавочников, автовладельцев и всех прочих недругов отечества.

К загородному шоссе мы выбрались в совершенно непонятном месте, проскочив через коровий выпас, длинные ряды луковых грядок и проломив, как минимум, полдюжины оград.

— Куда мы сейчас? — задал я Саше вопрос.

— Домой в шале пани Залевски, или в Берлин?

— Налево или направо! — расстроенно хмыкнул я. — Карты нет, шале черт знает где, а до Берлина, пожалуй, нам без ремонта вообще не добраться. И вообще, впору не в столицу ехать, а в Австрию или Францию валить.

— Леш, а почему мы не остались в Мюнхене?!

Она издевается, или… я со всей дури врезал ладонями по баранке:

— Б..ть!

— Солидный капиталист, миллионер, этакий ба-а-арин, — слово "барин" Саша вставила по-русски, хихикнув. — А ведешь себя как нашкодивший мальчишка!

— Сама-то не лучше!

Как же так просто! В самом деле, какой черт понес нас через бунтующий город?! Что нам стоило заявиться в ближайший отель, снять номер и залечь там на день, неделю или месяц, в общем, до того замечательного момента, когда нацисты и коммунисты окончательно определятся, кто из них самый главный в Германском рейхе?

Ни слова более не говоря, я повернул налево и погнал мерседес по шоссе. Германия не Россия, между городами всего лишь десятки километров, а никак не сотни. Так что уже через полчаса мы въехали в Starnberg, тихий, патриархальный, очень уютный городок на берегу большого озера. Нашелся и отель, со странным для глубинки названием London, очень приличный, прямо около центральной городской площади. Тут было все – ванна с горячей водой, махровые халаты, широкая мягкая кровать, вино, фрукты и пирожные. Не было только радио и свежих газет. К лучшему – как резонно заметила Александра: вместо попыток понять, что же случилось в Рейхстаге на самом деле, мы завалились спать.

Разбудили нас выстрелы. Редкие, размеренные, в гостинице, сложенной из камня веке этак в шестнадцатом, они казались совсем неопасными. Я позвонил на ресепшен, заказал в номер завтрак и свежие газеты, заодно поинтересовался, кто, собственно, додумался стрелять таким чудесным утром?

— Революционеры заняли ратушу, — ответил портье. — Теперь никого внутрь не пускают… даже полицейских прогнали!

— Куда катится этот мир, — вежливо посочувствовал я.

Разборки местечковых боевиков меня интересовали чуть менее, чем погода в Чили. Другое дело завтрак. Его мы с Сашей ждали с нетерпением, и он того определенно стоил: настоящий английский, в полном соответствии с названием отеля.

Саша первым же делом выхватила с фарфорового блюда веганский сэндвич, впилась в него зубами, смакуя вкус и структуру охлажденного огурца, окруженного мягким хлебом без корочки. Я предпочел вариант с рыбным паштетом, откусил, прожевал с глубокомысленным видом, и только после, выдержав нешуточную борьбу с самим собой, потянулся к чудом залетевшей в местное захолустье "The Times". Супруга вытянула из пачки консервативную "Deutsche Allgemeine Zeitung".