Скоро тридцать - [3]

Количество раз с Джинни Паскоу: 1

Возраст: 25

Девушки в тот год: Джо Брутон (уикенд), Кэтрин Флетчер (что-то около девяти месяцев), Бекка Колдиот (один месяц)

Количество раз с Джинни Паскоу: 0 (контакт потерян)

Возраст: 26

Девушки в тот год: Анна О'Хэйген (десять месяцев), Лиз Уордсмит (один день), Дант Скотт (один день), Ив Чедвик (полтора дня)

Количество раз с Джинни Паскоу: 0 (контакт по-прежнему потерян)

Возраст: 27

Девушки в тот год: Моника Эспел (почти год, но не совсем)

Количество раз с Джинни Паскоу: 0 (контакт почти забыт)

В возрасте двадцати семи лет, после события, которое я называю не иначе как «ниспровержение Моники Эспел», и не имея больше утешения от Джинни Паскоу, я решил, что с меня хватит, и попросил перевести меня в наш нью-йоркский офис. Я сказал себе, что в конце концов перемена пойдет мне на пользу, и все, что мне было нужно, так это отдохнуть от женщин и сосредоточиться на своей карьере, чтобы довести ее до должного уровня. Но уже на третий день своего пребывания в Нью-Йорке я встретил Элен Томас, привлекательную, умную, слегка «странную» девушку, которая обожала нездоровую пищу, долгие беседы по телефону и англичан. Мы сразу запали друг на друга, после смехотворно короткого периода ухаживаний уже жили вместе. Наконец-то я мог расслабиться, потому что после всего, что было раньше, после всех этих девушек, я наконец встретил ту, которая будет со мной, когда мне исполнится тридцать.

И это была не Мадонна.

И не Джинни Паскоу.

Это была Элен. Моя Элен. И я был счастлив.

Пока все не рухнуло.

НЬЮ-ЙОРК

2

Все рухнуло в один холодный, дождливый день в конце сентября. Я вернулся с работы и увидел, что Элен, как всегда, болтала по телефону. Она обожала телефон. Он был ее жизнью. Иногда — не слишком часто — я возвращался домой раньше нее и видел, как она входит в квартиру, разговаривая по мобильному, махает мне рукой, целует меня и, не закончив разговора, начинает набирать еще один номер на нашем домашнем телефоне, умудряясь сделать так, чтобы соединение со вторым номером секунда в секунду совпало с окончанием первого разговора. Мне всегда было любопытно, как ей это удается — благодаря длительной практике или просто случайно, — и однажды я прямо спросил ее об этом. Она улыбнулась мне своей самой очаровательной улыбкой и сказала — совершенно в стиле Восточного побережья, как будто диктор в телевизоре:

— Билл Гейтс умеет обращаться с компьютерами, Пикассо умел обращаться с кистью… А я умею обращаться с телефонами. Это мой вклад в цивилизацию.

Положив сумку на пол, я поприветствовал Элен поцелуем, и она поцеловала меня в ответ, не прерывая разговора. Не зная, что делать дальше, я сел рядом с ней на диван и попытался угадать, с кем она разговаривает. В этот раз Элен больше слушала, чем говорила, что было для нее необычно. Время от времени она вставляла «Понятно», «И что дальше?», «Ах, это ужасно», а также мое любимое «Ох-хо», что можно было перевести как «Такова жизнь» или «Ну и пусть», в зависимости от ее интонации. Но догадаться, кто был сейчас на другом конце провода, мне не удалось. Это мог быть кто угодно из нескольких миллионов друзей Элен. Я немного подождал, предположив, что она закончит, но скоро понял, что это надолго, и переместился на кухню, чтобы посмотреть, начала ли она уже готовить ужин.

Кухня была безукоризненной — ничего не изменилось в ней после того, как я убрал ее девять часов назад перед уходом на работу, и признаков какой-либо кулинарной деятельности не наблюдалось. Я надеялся, что Элен приготовит ужин, не потому, что она женщина: она давно принудила меня отказаться от такого подхода. Нет, я рассчитывал, что она приготовит ужин для нас обоих, потому что сегодня была ее очередь. Проспав чересчур много, Элен позвонила на работу и сказалась больной. Она пообещала сходить в магазин за продуктами, и я надеялся — как выяснилось, слишком оптимистично, — что она могла купить «чего-нибудь вкусненького».

В поисках признаков ее похода за продуктами я заглянул во все кухонные шкафы. Там не было ничего, что попадало бы под определение «чего-нибудь вкусненького» — только пачка макаронов, банка джема, которую прислала мне мама, и два куска хлеба — настолько черствых, что, когда я случайно уронил их на кухонный стол, они рассыпались. Даже о чашке чая не могло быть и речи, потому что пакетики моего любимого чая (который мама прислала мне вместе с джемом и видеокассетой с записью нескольких частей сериала «Истэндерс») закончились, и я категорически отказывался пить чай какого-либо другого сорта.

Умирая от голода, я вернулся в комнату, жуя сухие макароны, и еще раз присел на диван рядом со своей девушкой. Она тут же взяла пульт, включила телевизор и указала на него пальцем с тщательно накрашенным ногтем:

— Смотри, красивые цвета.

Это на самом деле означало: «Я закончу разговор через час, развлекайся пока сам». Я проигнорировал предложение Элен и, чтобы позлить ее, попрыгал немного на диване: мне не нужен был телевизор, мне нужны были только ее внимание и ужин. Но она не предлагала мне ни того ни другого и, конечно, делала все возможное, чтобы игнорировать меня. Тогда я встал, будто собираясь подойти к окну, выходящему на улицу, и симулировал обморок. Лежа на полу и почти не дыша, я терпеливо ждал, что она среагирует на то, что ее покорный бойфренд лежит без сознания. После того как прошло — как мне показалось — несколько минут, во время которых она не то что не прервала разговора, но даже ни разу не сделала паузы, чтобы вдохнуть воздух, я осторожно открыл глаза, но она сразу же это заметила и засмеялась.