Скопин-Шуйский - [5]

.

Свои дни Федор Скопин окончил в 1557 году. Перед смертью он, по обычаю, постригся в схиму с именем Феодосий и был погребен в фамильной усыпальнице князей Скопиных-Шуйских в Суздале, в церкви Рождества Богородицы^[11]. Его жена Мария также перед смертью приняла постриг с именем Марфы, а спустя несколько лет их сын Василий — отец Михаила Скопина — на помин своих родителей сделал богатый вклад в Соловецкий монастырь: водосвятную чашу^[12].

Отец

Год рождения отца Михаила — князя Василия Федоровича Скопина-Шуйского — неизвестен. Но по надписи на водосвятной чаше, вложенной в Соловецкий монастырь, можно определить день его рождения: «Княже Василий княже Федоров сын Шуйского Скопина, а молитвенное имя ему Иакова Исповедника марта 21». Молитвенное, или «прямое», имя — это имя святого, память которого совершалась в день рождения. Следовательно, Василий Скопин родился 21 марта, в день памяти преподобного Иакова Исповедника.

Первое упоминание о службах Василия Скопина-Шуйского относится к 1572 году, когда он назван уже в чине стольника. В этом году Иван IV отменил опричнину и запретил даже упоминать о ней. Однако государство еще долгие годы оставалось разделенным на «земщину» и «опричнину», и, по мнению исследователя А. П. Павлова, Василий Скопин вместе с другими Шуйскими в годы царствования Ивана IV сделал приличную карьеру и был зачислен в государеву «дворовую» Думу^[13]. Историк Смуты С. Ф. Платонов также считал род Шуйских «единственным из заметнейших восточно-русских княжеских родов, все ветви которого преуспели в эпоху опричнины»^[14]. Посмотрев на послужной список отца Михаила Скопина, с таким выводом вполне можно согласиться.

В 1575 году князь Василий Скопин-Шуйский назван уже среди дворян первой статьи и отмечен особой милостью: он присутствует на свадьбе Ивана IV с Анной Васильчиковой. На следующий год Василий Скопин принимает участие в походе против крымского хана Девлет-Гирея, находясь в стане государя «у ночных сторож в головах»^[15]. Еще через год, в 1577 году, князь отправляется на другую войну — Ливонскую, где в чине боярина командует Сторожевым полком в Лифляндском походе^[16]. События Ливонской войны и взаимоотношения России со Швецией непосредственно коснутся семьи Скопиных-Шуйских, и потому остановимся на них подробнее.

Для того чтобы понять суть происходившего на северо-западных границах Руси, необходимо вернуться почти на столетие назад от времени рождения князя Михаила, в конец XV века. Именно тогда на краю Европы, в маленькой по российским меркам Португалии, принц Энрике по прозвищу Мореплаватель отдавал приказания снаряжать каравеллы, которые отправлялись по таинственному Атлантическому океану на поиски богатой Индии. А вскоре, в 1492 году, Христофор Колумб, отыскивая кратчайший путь в Индию, первым достиг берегов Нового Света. Открытие новых земель принесло европейцам не только научные познания, но в первую очередь — мощные потоки драгоценных металлов. Один за другим отплывали от берегов сказочно богатой земли Эльдорадо, ставшей реальностью, испанские галеоны, груженные слитками золота и серебра, — к середине XVI века рудники Перу, Боливии и Чили давали уже половину всей добычи драгоценных металлов в мире.

А на другом краю Старого Света великий князь Московский Иван III, именуемый в грамотах уже государем всея Руси, отдавал в 1492 году приказание заложить напротив Нарвы, принадлежавшей Ливонскому ордену, русскую крепость — Ивангород. Этот город станет его любимым детищем, опираясь на него и крепости Новгорода, Пскова и Копорья, московский государь начнет прокладывать путь к Балтийскому морю.

В начале XV века в Европе еще мало кто знал о существовании нового государства к востоку от Вислы. Но когда во второй половине столетия Московское государство сбросило ордынский гнет, подчинило Новгород и Псков и заявило во всеуслышание о себе как о восприемнице павшей от турок-османов в 1453 году православной Византии, — не обращать на него внимания было уже невозможно.

Зачем молодому государству понадобилось Балтийское море, где его ожидало неизбежное столкновение с сильными и опасными соперниками? Этот вопрос задавали России неоднократно, пока Петр I, выигравший Северную войну и основавший новую столицу Санкт-Петербург, не дал на него четкий и ясный ответ. Овладение морем выводило страну из изоляции, расширяло горизонты, создавало новые возможности для экономического, политического и культурного развития. В этом смысле государя Ивана III современные историки называют предшественником императора Петра. И если Петр I в XVIII веке властной рукой прорубил окно в Европу, то Иван III в XV веке попытался открыть форточку, чем вполне заслужил себе памятник где-нибудь на берегу Балтийского моря^[17].

Как для Испании и Португалии, чьи берега омывает Атлантический океан, были естественны поиски новых богатых земель, а для маленькой островной Англии неизбежно наличие мощного флота, так и для развивающейся Руси столь же естественно и неизбежно было обретение собственных морских ворот, чтобы без посредников вести торговлю. Но овладение Балтикой было непростой задачей. Международный торговый союз купцов Балтийских стран не для того создавал свою могущественную корпорацию Ганза, чтобы лишать ее членов такой важной статьи дохода, как посредническая торговля с русскими землями. Семьдесят входивших в союз городов не одно столетие богатели, не позволяя никому вести торговлю с Русью — только через посредничество Ганзы. Тех, кто рисковал ослушаться, наказывали нанятые купцами пираты, отбиравшие корабли с товарами. Ганзейцы имели свое представительство в Новгороде, покупали у русских меха, воск, пеньку и другие товары и перепродавали их в Европе, изрядно наживаясь на этом. Так же обстояло дело и с европейскими товарами — драгоценными и цветными металлами, в которых так нуждалось Русское государство: привозить их в русские города могли только купцы Ганзы.