Сколько стоит корона - [31]

— Поднимешься?

— Лучше сяду к тебе на пиру, проклятый удачливый сукин сын, — ответил Кэнт и зашагал обратно на свое место.

Дойл вернулся на трибуну, освобождая место другим рыцарям. Эйрих молчал и делал вид, что смотрит на очередные бессвязные потуги показать хоть сколько-нибудь стоящий бой. Дойл же откинулся на жесткую спинку скамьи и пытался сдержать довольную улыбку. Он скучал по боям, пусть даже таким игрушечным, как этот. А еще, пожалуй, он скучал по тем временам, воспоминания о которых пробудил Кэнт.

На пиру в королевском шатре он сам подошел к рыцарю-гиганту и первым пожал ему руку.

— Не стоило выходить на поле, зная, что ты где-то здесь, — вздохнул Кэнт, садясь и занимая полтора места. Даже без своих доспехов он был крупнее большинства мужчин.

— Ты, верно, отъел бока и обленился на своих виноградниках, — отозвался Дойл стоя — его место было возле Эйриха.

— А тебе все не сидится. А, — он махнул своей ручищей, — думал поразить одну красотку мастерством.

Дойл расхохотался, вообразив реакцию той красотки на подобное поражение блистательного рыцаря.

— Смешно тебе, принц.

— Дойл. Милорд Дойл, — поправил его Дойл. — Как ты, меня уже давно никто не называет.

— А мне начхать, — сообщил Кэнт, — ты все тот же малолетний безумец, который воевал со мной в горах. Как рука?

Дойл ощупал левую руку, почти вернувшую былую чувствительность:

— Этой руке хуже уже не сделать. Разве что отрубить.

Впрочем, и он, и Кэнт знали, что в этих словах есть доля лукавства — в настоящем бою Дойл неплохо держал ей кинжал, выпады которым всегда были неожиданны и не раз помогали ему побеждать.

— Удачи с красоткой, — Дойл сжал пальцами плечо старого соратника и заковылял обратно во главу стола.

Проследил, как слуга наливает ему вина и подкладывает мяса, но прежде, чем приступить к еде, взял кубок Эйриха и отпил. Король прошипел:

— Продолжаешь попытки себя убить?

Дойл дернул плечом и сделал вид, что крайне увлечен процессом пережевывания мяса. Эйрих если и хотел разразиться какой-нибудь проникновенной речью, исполненной братской заботы, то не стал этого сделать — видимо, очень скучно учить жизни жующего истукана с постной физиономией.

Глава 13

С рассвета королевская охота носилась по темному, уже облетающему лесу, пугая звуками рожков, лаем собак и руганью всадников все живое. К полудню было решено вернуться в лагерь — почти без добычи, если не считать одного жирного зайца, случайно вытащенного из норы старой гончей.

Король был в ярости и раздувал ноздри так же, как его уставший белоснежный жеребец. Спешившись, он влетел в свой шатер и оттуда рявкнул:

— Дойла сюда!

Дойл подъехал почти сразу же, он тоже был зол, но на то были другие причины. Ему не было дела до непойманного оленя и неподстреленного кабана, но от произошедшего в конце утренней охоты его пальцы до сих пор нервно подрагивали и то и дело судорожно стискивали повод и гриву коня.

В шатер он вошел, почти не сомневаясь в том, что услышит. И не ошибся.

— Проклятье, Дойл! Ты сумасшедший!

Не имея возможности сжимать повод, Дойл крепко сжал правый кулак, заставляя кожаную перчатку трещать от натяжения.

Эйрих продолжал:

— Ты совсем потерял разум, гоняясь за мыслимыми и немыслимыми врагами! Если бы не ты…

— Ты сейчас лежал бы на постели в разодранным брюхом, — выдохнул Дойл негромко.

— Нет, брат. Я бы сейчас возвращался с охоты с дивным трофеем — как и полагается королю.

Эйрих с силой ударил кулаком по столу, и тот зашатался.

— Я там был, Эйрих. И я уверен, что в этой схватке проиграл бы ты.

На охоте Дойл не обращал никакого внимания на собак и крики ловчих, держась в двух-трех корпусах от Эйриха. С ним ехали тени, занятые тем же самым делом — сохранением королевской жизни. Поэтому, когда перед королем вылетел матерый секач, и Эйрих в порыве какого-то безумного героизма спрыгнул на землю и пошел на него с одним мечом, Дойл не колебался, давая приказ убить зверя.

Помешал сам Эйрих, бросившийся в атаку слишком рано — Дойл пустил на кабана коня и напугал его, стрела одного из теней ушла в молоко, зверь сбежал.

— Я воин, а не нежный цветок, который нуждается в твоей защите, — прорычал Эйрих тихо.

— Ты — король. И у тебя есть обязанности. Первая из них — беречь собственную шкуру.

Эйрих резко подошел к нему, наклонился к лицу и прошипел:

— Довольно. Я сказал — довольно. Не желаю слышать ни слова об опасностях, заговорах и прочем. Ты и так своими подозрениями заставил меня… — он выдохнул и добавил зло: — заставил меня бояться.

— Эйрих…

— Уйди. Немедленно. И не показывайся мне на глаза до вечера.

Дойл сжал зубы, на щеках надулись желваки. Хотелось ударить Эйриха, привести его в чувство — но он знал, что не выйдет. Эйриха невозможно было переубедить. Во всяком случае, пока. Бешеный дедов темперамент.

Ничего не говоря, Дойл развернулся и вышел, в глубине души надеясь, что сейчас ему подвернется кто-нибудь, на ком можно будет выместить злобу. Подошел бы кто угодно — любой лорд, любой слуга. Кто-то мог окрикнуть его с дурацким вопросом или слишком близко пройти рядом. Кто угодно.

— Милорд Дойл! — раздалось сзади, и Дойл едва не застонал, потому что голос принадлежал одному из немногих людей, которые совершенно не подходили для его целей. Не оборачиваясь, он ответил: