Сколько стоит корона - [30]

Костры в человеческий рост уже разгорелись жарко, для короля и тех, кого он пожелал бы приблизить к себе, соорудили невысокую трибуну. Остальным предстояло стоять. Эйриха еще не было, но Дойл не стал его ждать, прошел к трибуне и сел с краю — и тут же встретился взглядом со стоящей напротив леди Харроу. Мелькнула нездоровая мысль позвать ее к себе, но он, разумеется, отбросил ее и просто наклонил голову, обозначая, что видит ее. В ответ она сделала неглубокий реверанс.

Эйрих явился ровно в тот момент, когда горны возвестили начало ночи. Как и все мужчины, он был в доспехах — только сияюще-золотых.

— Во имя Всевышнего и во славу природе, — произнес он, поднявшись на трибуну, — мы собрались здесь. От каждого из моих подданных сегодня я требую клятвы. Клянетесь ли вы в том, что сердца ваши чисты от обиды, злобы, зависти и ревности?

Среди придворных прошло шумное: «Клянусь».

Дойл повторил его вместе со всеми, хотя и сомневался, что старая традиция действительно заставит ведьму или заговорщика избавиться от своих порочных мыслей.

— Да пребудет с нами Всевышний, — Эйрих сел на свое место, и снова затрубили трубы и загудели рожки.

Дойл перевел взгляд на леди Харроу — наблюдать за ней было куда приятней, чем слушать бестолковую болтовню герольда или смотреть, как между кострами ковыляют похожие на двух слепых кутят отважные рыцари Стении.

— Кажется, — шепнул он брату, — что это у них ноги разной длины, а не у меня.

— Зато мала вероятность того, что они осквернят праздник Большой охоты и перережут друг другу глотки, — отозвался Эйрих. За бряцаньем мечей и доспехов и за треском костров едва ли кто-то смог бы услышать их разговор.

Кто одержал победу, Дойл не знал: на его взгляд, обоих следовало лишить рыцарского звания и выпороть вожжами. Зато леди Харроу следила за боем с невероятным напряжением, даже один раз поднесла ладонь к губам.

Вторая пара смотрелась чуть лучше — они не пытались наступить на ноги сами себе и изредка делали правильные ученические выпады, а один из них — с красно-синим плюмажем — даже сносно держал щит.

Но в целом на приличных бойцов они не тянули.

— Вот к чему приводит мирная жизнь, — пробормотал Дойл себе под нос и вернулся к наблюдению за леди Харроу, значительно более увлекательному занятию.

Даже издалека было видно, как меняются эмоции на ее лице: от страха к облегчению, от испуга к радости. Когда красно-синий плюмаж ударом щита повалил своего соперника на землю и выбил у него из рук меч, она, кажется, кричала вместе со всеми.

А потом на вытоптанную площадку вышел огромного роста рыцарь в черных доспехах, снял глухой шлем и пророкотал:

— Во имя Всевышнего я, милорд Кэнт, вызываю на бой отважного рыцаря, который не боится сразиться со мной.

Дойл почувствовал, как его сердце пропустило удар, кровь быстрее заструилась по жилам, щеки стали горячими от возбужденного румянца. Он дал Эйриху слово не участвовать в турнирах. Но сейчас не мог удержаться и, делая над собой усилие, соскочил с трибуны и вышел к рыцарю. Эйрих не успел его остановить — и не решился запретить бой на священном турнире.

— Я, милорд Дойл, принц Торден, принимаю твой вызов, — произнес он. Лицо Кэнта скривилось, и он зычно рыкнул:

— Торден, тебя мне не хватало.

Дойл обнажил меч, рубанул воздух и велел:

— К оружию.

Удар Кэнта был страшным — это был вес осадного снаряда, помноженный на скорость бешеной скаковой кобылы. Выдержать его было бы невозможно, но Дойл и не собирался — вскользь приняв его на меч — он дрался без щита — он крутанулся на здоровой ноге и с обманчивой неуклюжестью перескочил в сторону. Меч Кэнта царапнул землю, но тут же был поднят снова, и рубящий удар Дойла пришелся на закаленную сталь. Рывок — и Дойл оказался за спиной Кэнта, но недостаточно быстро — тот успел обернуться и с воплем: «Проклятье» отразил удар, свободной рукой срывая с головы шлем и отбрасывая его в сторону.

Дойл повторил это движение, оставшись с непокрытой головой — зато без душного, со слишком узкими прорезями для глаз ведра.

— Вечно ты не вовремя, Торден! — меч зацепил плечо, но доспехи выдержали удар, и Дойл только пошатнулся, снова переходя в атаку: о боли думать было нельзя.

— Я тоже скучал, Кэнт, — рявкнул он и, наклонившись так, как ни за что не сумел бы нормальный человек, ударил противника в сочленение доспеха под мышкой. Кэнт шатнулся и отпрыгнул назад, крутанул меч в воздухе — и снова повторил атаку сверху. В этот раз Дойлу повезло меньше — он не успел полностью уклониться, и левая рука взорвалась болью.

В глазах Кэнта мелькнуло что-то среднее между волнением и торжеством, но ненадолго — он отвлекся на эту эмоцию и пропустил два движения Дойла — быстрый удар по ноге, а следом — царапающий по шее.

Брызнула кровь, и Кэнт бросил меч, признавая поражение. Дойл убрал свой меч в ножны и заметил:

— Никогда не сочувствуй противнику.

Кэнт вздохнул, отложил щит и хотел что-то ответить, но его слова потонули в криках толпы и вое труб.

Дойл медленно посмотрел на Эйриха, который кривил рот и, похоже, разрывался между злостью и одобрением, и только после того позволил себе перевести взгляд на леди Харроу. Она выглядела напуганной, и он отвернулся и спросил: