Сколько длятся полвека? - [12]

Его выдвинули в командиры, доверив взвод. Он стал почти вровень с такими уже известными в полку людьми, как Бушек, командир чехословацкой роты, и Сун Ту-ю — китайской. Пулеметчиками командовал солдат царской армии Макаров, выросший на Хитровом рынке, славившийся смелостью и неистощимым запасом баек, озорных историй про попа и попадью.

Карл готов был слушать Макарова часами, хоть тот пользовался рыночным жаргоном, пересыпал свою речь не всегда вразумительными словечками, забористой руганью.

На Южном фронте, в декабрьскую стужу, велись переломные для республики сражения.

В один из этих дней погиб Макаров.

Грелись в избе, баловались чайком. В сугробе напротив разорвался тяжелый снаряд, осколок через покрытое пушистой изморозью стекло попал в лоб.

Сверчевский ходил как потерянный. Привяжешься к кому–нибудь — и будто не было человека на свете. Он не смирится с гибелью, пойдет к комиссару.

Литвин–Седой все выслушал.

— Намерен Мстить?

— Кровь за кровь…

— А око за око, — продолжал комиссар. — Не годится, без глаза не навоюешь. Когда мстят, нет конца кровопролитию. Мы не хотим, чтобы люди зверели. Вынуждены воевать, а в бою пуля не выбирает. Надо учиться отделять, кто прав, кто виноват. Одно — заядлый офицер-белогвардеец, другое — неграмотный, мобилизованный солдат…

Полк бросали с участка на участок. Братские могилы заметал снег.

Сверчевский уже числился «инструктором для поручений», то есть начальником штаба 3‑го батальона, участвовал в командирских совещаниях. На одном в канун 1919 года он предложил ночной налет на деревню Большие Калмычки. Там штаб, много офицеров.

— Кому предлагаешь поручить? — поинтересовался Златоверов.

Сверчевский, одолев замешательство, отчеканил:

— Мне.

Кончив совещание, Златоверов задержал Сверчевского, строго заметил:

— Хочешь взяться за серьезное дело — не труби. Тем более при людях.

— Так тут же свои, товарищ комполка.

— Так то ж война, товарищ «инструктор для поруче* пий».

Ои развернул карту — единственную на полк. До Больших Калмычек получалось верст семь по открытому нолю.

— Перестреляют, как воробьев.

— Ночью надо, на Новый год.

— Ночью? — усомнился командир. — Не заплутаешься?

Карл подобрал пятнадцать человек, предупредил: затея рискованная.

Засветло добрался он почти до самой деревни, отмечая вешками дорогу по снежной целине. Но вечером, когда Сверчевский пошел с бойцами, поднялся буран — ни дороги, ни вешек. Куда двигаться? Все закоченели, ждут его слова.

Признаться: братцы, сам не пойму, где наши, где беляки, куда идти? Ставь крест на своем командирском авторитете. А людей погубить ни за полушку — лучше?

Кто–то пробормотал:

— Вернуться бы…

Знай он наверняка, как вернуться, может, и согласился бы. Но не знал и пуще смерти опасался обнаружить незнание. Приказал коротко:

— За мной!

Снова сквозь белесую мглу, нескончаемую стену снега. Нательные рубахи мокры от пота. Остановишься — мороз до костей.

Не опыт выручил — нюх. Робкими светлячками мигнула впереди деревня. Подползли к околице: Большие Калмычки.

Офицеры встречают Новый год в другом конце, в каменном доме.

Дальше все, как в тумане. Прикладами — по стеклам, «лимонки» — в окна. Двоих офицеров прихватили с собой.

Карл, хмельной от удачи, забыл ночную растерянность. Боевой успех, казалось, все перекрывает. Вскоре, однако, убедился: не все.

На ночь глядя захватили у белых пулеметное гнездо — неглубокий блиндаж, площадка для «максима». Расположено гнездо на высотке. Кто ее держит, хозяин.

В атаке пятеро легли замертво, троих раненых вместе с двумя здоровыми Карл отправил в тыл и остался в блиндаже.

Если б один! Рядом убитые — пулеметная команда белых. Куда ни сунешься, мертвые тела. А ты сиди в холоде и мраке до утра, сторожи пулемет.

Выглянул наружу. Что–то темнеет неподалеку. Приблизился — подвода. Сунул руку. И отдернул. Под рогожей — окостеневшие на морозе голые тела.

До рассвета бродил вокруг блиндажа, объятый ужасом, ничего не видя. Впервые почувствовал с отвращением: вот она — война.

После захвата пулеметного гнезда Карла признали в полку за командира удачливого и отчаянного, такого, какой нужен для рискованных заданий.

В сделанном комполка «описании подвига» Карла Карловича Сверчевского говорилось:

«Во время стоянки 3 бат. в х. х. и. Калиновский, Копылов, Потапов 10 апреля 1919 года по правому берегу р. Донца имелись пул. заставы противника… (неразборчиво) подход к реке. Под руководством т. Сверчевского был сформирован отряд в 15 человек, которому было поручено обойти заставу и захватить всех находящихся в ней. В результате посланпым отрядом был захвачен пулемет «лыоис» с лентами и убито 3 казака и благополучно переправились под огнем противника обратно».

Летом 1919 года Сверчевского после недолгого командования ротой назначили командиром 3‑го батальона — самого крепкого в полку.

Не затихали изнурительные сражения на Дону. Казачество подняло мятеж в тылу Красной Армии. Из станиц Вешенской, Мигулинской, Шумиловской атаковали казачьи сотни на гладких конях. С фронта давили деникинские полки.

Единственную переправу через Дон — у станицы Усть-Медвединская — прикрывали 3‑й батальон, рота чехов и рота китайцев. В разноплеменном воинстве, где смешивалась русская речь с венгерской, чешская с китайской, где говорили по–украински и белорусски, бойцы понимали друг друга и приказы комбата.