Склонен к побегу - [27]

В назначенный день Ира пришла ко мне с чемоданчиком и 10 рублями, которые тетя дала ей на всякий случай.

— Тетя обещала мне сообщить в Крым, если родители вернутся из Грузии раньше намеченного срока, — сказала мне Ира.

— Ты и мужа будущего будешь также обманывать, как сейчас обманываешь свою маму? — спросил я Иру с улыбкой.

— Тебя я еще ни разу не обманула, — ответила она серьезно. Я чувствовал, что это была правда.

— А за что ты так верна мне? — спросил я. — Ведь я почти в два раза старше тебя. Молодые парни на улице засматриваются на тебя!

— Потому, что ты мне нравишься. Ты совсем не похож на других. А с большинством этих парней мне просто не о чем разговаривать.

— Ты мне тоже очень нравишься, Ира. И удивительное дело! Я не могу найти у тебя никаких недостатков! Ты состоишь из одних только достоинств!

— Так за чем же дело? — засмеялась Ира.

— Если бы я мог сказать тебе, в чем дело!

— Я не собираюсь допытываться у тебя, если ты не хочешь сказать. Только один вопрос: дело в другой женщине или еще в чем-то?

— Я могу тебя заверить: другой женщины нет. Задолго до знакомства с тобой у меня была другая женщина, Кира. Она круто поставила вопрос о женитьбе и поэтому я порвал с ней. Живет она не в Ленинграде.

— Ну, если другой женщины нет, тогда все в порядке!

— А почему у тебя так много вещей? Палки какие-то? — вдруг спросила Ира.

— Это — рыболовные принадлежности, — придумал я объяснение.

* * *

Прилетев в Крым, мы сняли комнату в Мисхоре, который находится недалеко от Фороса, ориентировочного места моего старта и стали отдыхать, как курортники. Нам обоим было очень хорошо там и Ира смеясь называла эти дни „медовой неделей“. Мы купались в море, загорали, делали прогулки в горы и обедали в ресторанах. Иногда мне в голову приходили несбыточные мечты: взять Иру с собой, на Запад. Но кроме того, что она плавала не очень хорошо, были и другие препятствия: это ее нежелание оставить родителей, и еще более важное — сомнение в том, мог ли я рисковать ее жизнью и свободой, когда надежды на успех побега были невелики?

Однажды, мы с Ирой поехали в соседнюю Алупку посмотреть знаменитый Воронцовский дворец.

Никогда я не видел ничего величественнее! Даже после 50-тилетнего хозяйничанья коммунистов, этот дворец еще не потерял своей прелести. Построенный, как средневековый замок, дворец внешне копировал очертания окрестных гор и великолепно вписывался в окружающий пейзаж. К морю вела широкая лестница со львами, а вокруг дворца был посажен роскошный субтропический парк, в котором по приказу Сталина, отдыхавшего когда-то там, были вырублены все вековые кипарисы. Так же, как кипарисам, не повезло и картинам, бывшим в зале дворца: они были украдены Фурцевой, о чем с негодованием нам рассказал экскурсовод. Ну, Фурцева — министр культуры при Хрущеве, ей — и карты в руки!

Теперь внутренности дворца перестроены, перегорожены и для обозрения открыты лишь несколько комнат. Заборами захамлены и подступы к дворцу и парк.

Редактируя эти строки уже за границей, когда я повидал разные страны, я могу обобщить весь свой опыт и выразить мнение о том, что курорты Крыма могли бы стать самыми лучшими в мире курортами. Нигде в мире нет сочетания таких красивых дворцов и парков, великолепного климата, уникальных по своему вкусу фруктов и теплого, почти не соленого моря, лишенного акул, как в Крыму. Ко всему этому надо добавить только сервис и тогда от туристов не будет отбоя. И еще я подумал о том, что русская монархия создала великолепную культу-РУ.

Ира внимательно слушала объяснения гида и когда он заговорил о крымских татарах, подозвала меня. Гид рассказывал о выселении татар из Крыма по указу Президиума Верховного Совета СССР. Этот указ был издан в конце войны, после изгнания немцев с Крымского полуострова, и базировался на том факте, что все татарское население в период оккупации полуострова сотрудничало с немцами. „Только один татарин не сотрудничал с немцами и поэтому только его семье было разрешено остаться жить в Крыму“, — сказал нам гид и повел нас смотреть дом этого человека (сам этот особенный человек уже давно жил в Москве). Я смотрел на дом, на бронзовый бюст владельца дома, установленный около, и вспоминал слова одного офицера, которого я встретил в 1952 году на военной службе. Этот офицер принимал личное участие в переселении татар и он рассказал мне подробности: „Все крымские татары в тот день были поставлены на колени, — вспоминал офицер, — в строю им зачитали указ Президиума Верховного Совета СССР об их переселении в отдаленные районы страны за совершенную ими измену родине. Затем всех их, в основном женщин и детей, без всякого багажа погрузили на товарный поезд и увезли в Узбекистан и другие районы“.

Выражать сочувствие татарам тогда было нельзя, но мне казалось, что офицер все же сочувствовал им.

Неделя пронеслась незаметно. В последний день я купил Ире на дорогу самых лучших фруктов, каких мог найти, и повез ее в аэропорт.

— Ирочка, ты лучше никому не рассказывай об этом путешествии, — предупредил я ее с задней мыслью о КГБ.

— Хорошо, если ты так хочешь.

Мы простились у самого самолета и Ира сказала: