Склока о полку Игореве - [28]

Шрифт
Интервал

           Остережёмся, однако, слишком углублять эту аналогию. Терминам науки о человеке всегда будут свойственны особые черты... Ибо история имеет дело с существами, по природе своей способными ставить перед собой цели и сознательно к ним идти... Мы всегда понимаем недостаточно. Всякий, кто отличается от нас -- иностранец, политический противник, -- почти неизбежно слывёт дурным человеком. Нам надо лучше понимать душу человека хотя бы для того, чтобы вести неизбежные битвы, а тем паче, чтобы их избежать, пока ещё есть время. При условии, что история откажется от замашек карающего архангела, она сумеет нам помочь излечиться от этого изъяна. Ведь история -- это обширный и разнообразный опыт человечества, встреча людей в веках.

           Лучше всего освоили ремесло Озириса (судья в царстве мёртвых) российские "патриоты", и у них как-то так получается, что наши предки -- носители добра, а их противники -- носители зла. Но дело не только в "патриотах". Яркий тому пример -- моя оценка личности князя Игоря. Оправдана она только тем, что опровергает противоположное оценочное суждение.

           Некоторые считают, что моральная оценка деятелей прошлого вполне допустима, если за основу брать этический стандарт их времени. Исходя из сказанного, многие советские историки оправдывают, например, грабёж князем Игорем беззащитных половецких кочевий -- это не противоречило этическому стандарту Киевской Руси! Нынешнего пацифиста в древнем Киеве посчитали бы трусом, а сторонника отмены смертной казни -- злодеем и защитником злодеев. Поборника прав человека посчитали бы бандитом, который покушается на собственность (рабов) граждан города. Соглашаясь с указанной концепцией, мы ДОЛЖНЫ отрицательно оценивать людей, этические представления которых опередили свое время.

           Говорят, что моральные принципы уже 2000 лет назад заданы христианством и с тех пор неизменны. Но ПРАКТИЧЕСКАЯ христианская этика изменялась вместе с быстротекущем временем. Говорят: нет, не изменялась, она зафиксирована в Библии. Но Библия вовсе не является собранием рецептов морального поведения, её этические высказывания составляют так называемую полную систему. Система высказываний называется полной, если для каждого высказывания "A есть B" в системе имеется и высказывание "A не есть B". Пример: в одном месте сказано "если тебя ударили по левой щеке, подставь правую", в другом -- "око -- за око, зуб -- за зуб". И это правильно! Не существует рецепта морального поведения, справедливого во всех случаях жизни. Да, "не убий", но человека МОЖНО убить в порядке самозащиты и человека НУЖНО убить, если он тянет палец к кнопке, посредством которой будет уничтожен мир. Если бы Библия была собранием ОДНОЗНАЧНЫХ рецептов, она бы уже давно себя дискредитировала. Когда Библия говорит "Не убий!", она на самом деле говорит: "Стоп! Задумайся, ПО СОВЕСТИ ли будет убить в ДАННОМ случае?" (Известна еще одна полная система -- система пословиц и поговорок. Сравни: "Без труда не выловишь и рыбку из пруда" и "Работа дураков любит".)

           Книга М.Блока исследует, как мы должны действовать, чтобы наиболее адэкватно изобразить историю мира реального средствами мира идеального. Один из ее выводов: следует по возможности избегать оценки поступков людей прошлого в терминах добра и зла. И тут возникает парадокс: ведь идеальный мир есть победа добра над злом! Вероятно, следует перенести понятия "добро" и "зло" на иной, более высокий уровень абстракции. Зло -- это первоначальный хаос, круговерть событий, людей, мнений, поступков мира реального. Добро -- это "гармонизация" мира реального, установление причинных и иных связей между событиями, превращение хаоса в закономерный процесс. Именно таким способом в идеальном мире добро побеждает зло. Уподобляя себя Богу, мы ТВОРИМ из хаоса вселенную...

           Человеческий мозг состоит из двух полушарий: левое (логическое) есть модель мира идеального, правое -- модель мира реального! У левшей логическое полушарие -- правое.

           С точки зрения обыденного сознания, ярчайшее проявление мирового зла -- татаро-монгольское нашествие. В течение столетия захвачено и разорено почти половина центров цивилизации -- цветущие земли и государства -- Сибирь, Китай, Корея, Центральная и Средняя Азия, Кавказ, Крым, Поволжье, Русь, Польша, Венгрия, Хорватия, Болгария, Иран, Ирак. Завоевателям, правда, пришлось покинуть территорию католической Европы и Болгарию (1300 г.). При попытке великого хана Хубилая покорить Японию (1281 г.) небывалой силы тайфун разметал флот вторжения и избавил страну самураев от захватчиков. Готовилась, но не состоялась высадка на побережье Индонезии. Растущее сопротивление вынудило завоевателей остановиться у границ Индии, Индокитая, Сирии и Египта. Возникла огромная империя со столицей в Каракоруме (в 1264 г. столица перенесена в Пекин). Клочья чёрного дыма плыли над руинами Багдада и Тебриза, Кракова и Пешта, Галича, Киева, Владимира, Самарканда, Бухары... Тысячи и тысячи людей угонялись в глубь империи. Чингизиды убедились, что "


Рекомендуем почитать
«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Полевое руководство для научных журналистов

«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.