Склока о полку Игореве - [27]
Во время раскопок 1946 г. на Большой Житомирской улице обнаружено огромное количество перемешанных человеческих костей. В братской могиле на Подоле найдено около тысячи костяков. При земляных работах на Большой Владимирской улице вскрыт полуметровый слой человеческих останков... Плано Карпини, проезжавший шесть лет спустя через Киевскую Русь, свидетельствует, что татаро-монголы "произвели великое избиение в стране Руссии, разрушили города и крепости и убили людей, осадили Киев, который был столицей Руссии, и после долгой осады взяли его и убили жителей города. Когда мы ехали через их землю, мы находили бесчисленные головы и кости мёртвых людей, лежавших на поле, ибо этот город был весьма большой и очень многолюдный; а теперь он сведён почти ни на что, едва существует там 200 домов, а людей там держат в самом тяжёлом рабстве".
Был и третий поход на Русь: в 1258 г. Бурундай пожёг Галицкую землю. Из всей Гардарики остались три неразграбленных города: Новгород Великий, Псков, Смоленск...
Ремесло Озириса
16 июня 1944 г. вблизи Лиона гестапо расстреляло руководителя Сопротивления (члена региональной Директории) Марка Блока. Его последние слова были: "Да здравствует Франция!" В завещании, датированным 18 марта 1941 г., он просил вырезать на могильном камне: "Dilexit veritatem" ("Он любил истину"). Мир знает Блока как крупнейшего деятеля исторической науки. Его неоконченный труд "Apologie pour l'Histoire" [29], созданный в 1941-1942 гг., стал настольной книгой историков. Нам потребуется достаточно длинная цитата из этого труда:
Есть два способа быть беспристрастным -- как учёный и как судья. Основа у них общая -- добросовестное подчинение истине. Учёный регистрирует и, более того, провоцирует опыт, который, возможно, опровергнет самые дорогие для него теории. Честный судья, каково бы ни было его тайное желание, допрашивает свидетелей с одной лишь заботой -- узнать факты во всей их подлинности. И для учёного и для судьи -- это долг совести, о котором не спорят.
Но наступает момент, когда их пути расходятся. Если учёный провёл наблюдение и дал объяснение, его задача выполнена. Судье же предстоит ещё вынести приговор. Если он, подавив личные симпатии, вынес приговор, следуя закону, он считает себя беспристрастным. И действительно будет таковым, по мнению судей. Но не по мнению учёных. Ибо невозможно осудить или оправдать, не основываясь на какой-то шкале ценностей, уже не связанной с какой-либо позитивной наукой. Что один человек убил другого -- это факт, который в принципе можно доказать. Но чтобы покарать убийцу, мы должны исходить из тезиса, что убийство -- вина, а это по сути -- всего лишь мнение, относительно которого не все цивилизации были единодушны.
И вот историк с давних пор слывёт неким судьёй подземного царства, обязанным восхвалять или клеймить позором погибших героев. Надо полагать, такая миссия отвечает прочно укоренившемуся предрассудку... Тут особенно уместно замечание Паскаля: "Все играют в богов, творя суд: это хорошо, а это плохо". При этом забывают, что оценочное суждение оправдано только как подготовка к действию и имеет смысл лишь в отношении сознательно принятой системы нравственных рекомендаций. В повседневной жизни необходимость определить свою линию поведения вынуждает нас наклеивать ярлыки, обычно весьма поверхностные. Но в тех случаях, когда мы уже не в силах что-либо изменить, а общепринятые идеалы глубоко отличны от наших, там эта привычка только мешает. Достаточно ли мы уверены в самих себе и в собственном времени, чтобы в сонме наших предков отделить праведников от злодеев? Не глупо ли, возводя в абсолют относительные критерии индивидуума, партии или поколения, прилагать их к способу правления Суллы в Риме или Ришелье на Генеральных штатах христианнейшего короля? Нет ничего более изменчивого по своей природе, чем подобные приговоры, подверженные всем колебаниям коллективного сознания или личной прихоти...
К несчастью, привычка судить в конце концов отбивает охоту объяснять. Когда отблески страстей прошлого смешиваются с пристрастиями настоящего, реальная человеческая жизнь превращается в чёрно-белую картину... Чтобы проникнуть в чужое сознание, отдёленное от нас рядом поколений, надо почти полностью отрешиться от своего "я". Но, чтобы приписать этому сознанию свои собственные черты, вполне можно оставаться самим собою. Последнее, конечно, требует куда меньше усилий. Насколько легче выступать "за" или "против" Лютера, чем понять его душу!.. Урок, преподносимый нам интеллектуальным развитием человечества, ясен: науки оказались плодотворными и, следовательно, в конечном счете практически полезными в той мере, в какой они сознательно отходили от древнего антропоцентризма в понимании добра и зла. Мы сегодня посмеялись бы над химиком, вздумавшим отделить злые газы, вроде хлора, от добрых, вроде кислорода. И хотя химия в начале своего развития принимала такую классификацию, застрянь она на этом, -- она бы очень мало преуспела в изучении веществ.
