Склирена - [20]
Серп луны, сквозь туманную дымку облаков, тускло освещал атриум, фонтан посреди его и мелкие белые струи, с однообразным плеском бежавшие из его золотой раковины. Тени туч, то темнее, то светлее, пробегали по еще мокрым от недавнего дождя плитам двора.
Склирена остановилась у колонны и стала ждать.
«Кажется, остался в живых, — думалось ей, — но может быть ранен, опасно ранен…»
Она должна увидеть его, должна узнать… И она напряженно вглядывалась в темное пространство за воротами. При изменчивом, неверном освещении таинственный фиал Сигмы казался зачарованным. Неподвижно стояли у входа двое дремлющих часовых. Время шло.
«Дрался, как лев…» — вспомнились ей слова Романа Бойлы, и гордость сверкнула в ее глазах. Конечно, она всегда знала, что Глеб также храбр, как красив.
Вдруг она вздрогнула: среди плеска воды к ней издали донесся конский топот. Она прислушалась… сомнения нет: это этерии возвращаются с ночной поездки. Один из них, опередив товарищей, подскакал к воротам. Стражи встрепенулись, послышался их оклик. Несколько человек выбежало из телохранительской встретить приехавших и принять коней. Вот еще подъехало несколько человек. За воротами послышались голоса, движение, ржание уводимых лошадей.
Один из воинов быстро прошел через атриум к дверям телохранительской. Склирена подняла голову, вглядываясь… нет, это не он…
Вдруг тихий стон раненого раздался у ворот среди общего говора. Болезненно отозвался он в ее сердце; она не отрывала глаз от черневших у ворот теней.
— Осторожнее… иди в ногу… — слышалось оттуда.
Медленно колыхаясь, показались носилки. С боков шли люди с факелами.
Похолодев от ужаса, издали глядела Склирена на неловко покачивавшуюся, странно освещенную голову раненого. У нее отлегло от сердца — это не был Глеб.
А в воротах показались еще носилки, и еще, и еще… и вся замирая, смотрела она на печальное шествие и с новым вздохом облегчения обращала взор опять к воротам.
Вот еще двоих товарищи провели под руки, прошло еще несколько человек, но напрасно всматривалась в них Склирена: Глеба не было в их числе.
Боль и отчаяние сдавили ей грудь. Убит!.. Неужели убит?!. Надо идти туда, на берег Мраморного моря, найти его… быть может жизнь еще теплится!..
И вдруг сердце ее радостно дрогнуло: среди голосов у входа она ясно расслышала звуки его голоса. Забыв всякую осторожность, она быстро сбежала во двор и остановилась у фонтана. Водяная пыль обдавала ее холодом и сыростью, но Склирена ее не замечала: облокотясь на серебро бассейна, она не отрывала глаз от входившего.
«Как он бледен, как странно идет он…» — Снова отчаяние охватило ее; она хотела броситься ему на встречу и, не помня себя, отчетливо и ясно выговорила: «Глеб!»
Услыхав, свое имя, спафарий остановился и оглянулся. Он заметил тень у фонтана и сделал к ней движение, но она быстро приложила палец к устам. Глеб замер на месте. Тень указала ему на полумрак опоясывавшей двор колоннады и сама неслышно скользнула к Сигме, поднялась на ступени и скрылась среди колонн.
Стражи ничего не слыхали; Глеб приближался, огибая фиал в тени колоннады.
Как безумная бросилась она ему на встречу.
— Ты не ранен? Ты не ранен? — спрашивала она, и слезы катились из глаз ее.
С изумлением глядел он на нее.
— Августейшая… это ты?! Здесь… одна, в ночной час… что случилось?!
Он стоял перед нею стройный и красивый: золотистые кудри выбивались из-под сурово надвинутого на лоб шлема; тусклый свет месяца играл на его блестящей поверхности, и голубые очи юноши кротко и изумленно глядели на молодую женщину.
— Ты не ранен? — настойчиво повторяла она.
— Нет, — молодецки тряхнув плечом, ответила, он, — эту царапину на ноге даже нельзя назвать раной. Она заживет через три дня.
Склирена с неподдельным ужасом поглядела на его окровавленную ногу.
— Надо же перевязать рану!
— Я говорю тебе: пустяки… — презрительно сказал он. — После перевяжут. Я дешево отделался.
И он рассказал ей, как солдаты окружили дом Докиана, как мятежники выбежали с вооруженными слугами и какая свалка закипела в темноте. Он говорил просто и без прикрас; он не был красноречив, но по его правдивому рассказу так ясно представлялся весь ужас этой ночной битвы.
Положив ему руку на плечо, она с гордостью слушала его.
— Да, мне говорил Бойла, что ты бился хорошо, — сказала она, когда он замолк, и прибавила радостным шепотом: — Но какое счастье, что все кончилось благополучно!
— Почему же ты до сих пор не ложилась? Кого ждала ты? — спросил Глеб. — Ведь уж скоро утро.
Она глядела своими горящими глазами прямо в его очи.
— Да разве я могла спать, когда тебе угрожала смерть? Я чуть не умерла сегодня, когда эта злая старуха, Зоя, велела и тебя послать… но я не показала ей своего волнения… А ты еще спрашиваешь?! Я тебя ждала, я для тебя пришла.
Очи ее блестели, горячее дыхание жгло его лицо; вся она дрожала и трепетала, как струна под ударом руки.
Фонтаны шумели. Высокие, темные колонны Сигмы, как безмолвные сторожа, стояли вокруг. Внизу, как очарованный, спал таинственный фиал, и неясно рисовались при свете месяца колоннады Дафнийского дворца.
— Промолви же хоть слово!.. — прилегая головой ему на грудь, шептала она.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.