Склирена - [19]
— Я полагаю, — обратилась Зоя к своей спутнице, — твой бывший раб очень рад будет случаю отличиться. Как ты думаешь, августейшая?
Склирена призвала на помощь все свои силы и, по-видимому, спокойно вымолвила:
— Да… вероятно.
Ледяное бесстрастие этого ответа поразило Зою она невольно оглянулась, думая уловить в ее чертах следы тревоги и волнения, но ничего, кроме беспредельной ненависти, не прочитала она в ее сосредоточенном лице.
— Притворщица… кукла мраморная! — со злобой отвертываясь, прошипела старуха.
Солнце только что село, когда Глеб, вместе с целым взводом этериев, выехал из дворца. Они поскакали, с Бойлой во главе, по большому триумфальному пути к Золотым Воротам. Колонны портиков мелькали по бокам дороги; порой, в прорезе улиц, сбегавших к морю, виднелась еще трепещущая блеском заката Пропонтида, лиловые горы, розовый горизонт. Прохожие сторонились, заслыша лошадиный топот; ноги коней скользили порой по гладким камням, и искры летели из-под копыт. От быстрого бега струя свежего воздуха налетала им навстречу. Сумерки сгущались в узких улицах; быстрые, разорванные облака пробегали над городом. Один за другим развертывались пять форумов триумфального пути; резко выделялись на меркнущем небе их колонны и обелиски.
Чем дальше от центра, тем безлюднее становился город; они проехали по кварталу Ксеролофа. Портики давно кончились; по сторонам пути тянулись кладбища, тюрьмы, места казни, лагерные стоянки. День погасал и небо хмурилось все сильнее. Внезапный дождь крупными каплями зашумел вокруг.
Было уже совсем темно и огни зажигались в домах, когда этерии доскакали до Золотых Ворот и остановили под их сводами взмыленных коней. Рассмотрев при тусклом свете фонаря документа, о пропуске, старший по караулу приказал отпереть ворота. Поднята была на тяжелых цепях наружная решетка, щелкнул замок, застучали засовы, и медленно, с жалобным скрипом, распахнулись тяжелые ворота, открыв путникам зияющую бездну мрака. Ни одного огня не светилось вне стен, едва заметною полосой убегала вдаль серая дорога. Крупный дождь шумел вокруг… Холодно, неприютно и жутко было в этой тьме.
— Ну, братцы, — сказал один из часовых, — нехорошо теперь в поле.
Этерии выехали за ворота и скоро пропали во мраке. Только топот копыт раздавался еще под шум дождя.
Ворота снова затворились. Дождь вскоре прошел, и глубокая тишина восстановилась над предместьем. Лишь по временам издали, постепенно приближаясь и переходя от солдата к солдату, раздавался протяжный и однообразный оклик часовых вдоль стен.
Узнав около полуночи, что Роман Бойла возвратился и пошел с докладом к императору, Склирена послала просить его зайти на обратном пути в Жемчужину.
Усталый и запыленный вошел он к ней.
— Прости меня, августейшая: я прямо с дороги, — проговорил он, — ты хотела меня видеть.
Он не выговаривал многих букв; его косноязычие и малый рост обыкновенно вызывали улыбку собеседника, но на этот раз Склирена глядела на него с серьезным беспокойством.
— Я очень тревожилась об исходе данного тебе поручения. Садись и расскажи, как все это вышло.
Бойла сел на конец скамьи.
— Они арестованы все трое и несколько человек их прислуги. Один из заговорщиков ранен. Дело вышло очень серьезное: они защищались отчаянно.
Склирена испугано на него поглядела.
— Но вы остались невредимы? — быстро спросила она.
— Я потерял трех солдат убитыми, да человек семь ранено.
— О, Боже! — со стоном вырвалось у ней.
Молчание воцарилось в комнате.
— Там был один иноземец которого я знаю… — начала она.
— Да — спафарий Глеб, — перебил ее этериарх. — Он молодец, этот юноша. Я видел — он бился, как лев.
Она подняла голову.
— Кажется, он остался жив, — добавил Бойла.
Это «кажется» острою болью прошло по ее сердцу.
— Я прискакал сюда во весь мах; часть солдат отправилась с преступниками в Анемадскую тюрьму, другие везут раненых товарищей. Извини, августейшая, я должен еще сделать некоторые распоряжения.
Он встал. Она его не удерживала,
Склирене было не до сна в эту ночь. Едва ушел Бойла, она тихонько вышла на галерею Сорока мучеников. По галерее взад и вперед ходил часовой; он окликнул ее; но, узнав любимицу императора, вытянулся и почтительно пропустил ее. Она отворила небольшую дверь и вошла в Триконх, триклин императора Феофила. Слабый свет полумесяца, взошедшего после полуночи, едва проникал в круглые окна, прорезанные в высоких позолоченных сводах; смутно выступали колонны и мозаичный пол; стены, казалось, широко раздвинулись. Склирена направилась к парадным дверям; их было три, все они выходили на Сигму, портал Богом хранимого дворца. Средняя из дверей, массивного серебра с барельефами, открывалась лишь в торжественных случаях, но Херимон успел для своей госпожи достать от папии ключ от одного из боковых входов. Она смело повернула его в замке, бронзовая дверь тихо отворилась; Склирена была на парадном крыльце священного дворца. Длинные ряды колонн тянулись перед нею; две широкие лестницы сбегали во двор, — в знаменитый таинственный фиал Сигмы. За фонтаном, у широких входных ворот стояли на часах два стража, виднелись их тени с двойными топорами на длинных древках. Атриум был широк; часовые не могли слышать легких шагов ее, заглушенных еще шумом фонтана. Налево широкая мраморная лестница поднималась на галереи Дафнийского дворца; направо открытая дверь вела в помещение спафариев.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.