Скифские империи. История кочевых государств Великой степи - [70]

Гости пировали долго, глубоко за полночь, под звуки музыкальных инструментов и боевые песни, и пир возобновлялся каждый вечер семь дней подряд; через неделю же император вышел из своего шатра и, подняв большое знамя, взмахнул им в сторону запада, угрожая принести огонь и меч во все страны, которые не пожелают вместе с остальной землей покориться его власти. В то время ему было около сорока лет, и миссионеры описывали его как человека небольшого роста и весьма серьезного, который никогда не говорил с иностранцем сам, а слушал и отвечал через посредника; и первым делом после своего избрания он велел казнить свою тетку, отравившую его отца. Все обращались к нему стоя на коленях.

Миссия, посланная Иннокентием IV к Байджу, татарскому военачальнику в Персии, имела не больший успех, чем посольство, которое в том же году отправилось в Каракорум, однако с этими послами обошлись гораздо более грубо и надменно, и кто-то даже предложил содрать кожу с братьев-проповедников, набить ее соломой и послать с его товарищами папе. Когда монахи ничтоже сумняшеся призвали монголов обратиться в христианство и поведали им, что папа – владыка мира и Божий наместник на земле – у христиан считается достоинством выше всех людей, монголы осведомились: «Почему вы в кичении своем говорите, что папа, государь ваш, превышает всех людей? Разве он не знает, что Хам [хан] есть сын Божий, а Байотной [Байджу] и Баты, князья его, и что имена их гремят и славятся по всюду?» Байджу направил Иннокентию письмо с его монахами-послами, где сказал: «Божественным расположением хама посылается слово Байотноево. Ведай это, – папа. Послы твои пришли и грамоту твою нам принесли. Послы твои говорили дерзкие слова: не знаем, ты ли велел им говорить так, или они говорили сами от себя. А в грамоте пишешь ты, что мы многих людей убиваем, истребляем и погубляем. Непреложная заповедь Божия и установление того, кто сохраняет лицо всея земли, таковы: слышащий установление да сидит на собственной земле, воде и отчине и отдаст силу тому, кто сохраняет лицо всея земли. Кто же, не внимая заповеди и установлению, будет делать противное, да истребится и погибнет»[177].

Богатства и роскошь, которых не было у монголов и которые они видели у завоеванных и покоренных народов, внесли громадные изменения в их простой и варварский образ жизни, и прямые преемники Чингисхана со своими главными военачальниками и вельможами переселились из шатров в дома или дворцы, где наслаждались всяческими удобствами и усладами, которые только могло предоставить мастерство ремесленников, в окружении обширного и тщательно огражденного парка вместо непроходимых лесов и бескрайних равнин, где обитали всевозможные дикие звери, чтобы великий хан с приближенными мог развлечься охотой без необходимости удаляться от лагеря на значительное расстояние в поисках дичи. В начале зимы проводилась грандиозная императорская охота, которая готовилась так же серьезно и тщательно, как военный поход. Ее устраивали ежегодно в удобном месте недалеко от Каракорума, и группы охотников от всех племен в пределах месяца пути от места встречи гнали всех замеченных оленей и волков на участок шириной примерно в 2 или 3 лиги, образуя плотную линию за оградой, чтобы ни единый зверь не избежал императорской стрелы. Первым туда входил великий хан со своими женами и стрелял столько дичи, сколько хотел, а затем удалялся на возвышенное место и наблюдал оттуда за тем, как охотятся вельможи и военачальники, которые в свою очередь уступали место офицерам более низкого ранга, а тех в конце концов сменяли простолюдины. Охота продолжалась несколько дней; и до 1824 года, когда этот обычай был упразднен из-за лености тогдашнего правителя, который не мог заставить себя покинуть роскошный дворец в Пекине ради столь трудоемкого и утомительного занятия, императоры Китая ежегодно приез жали охотиться в дикие степи Татарии по обыкновению, установленному еще при Угэдэе и Гуюке.

Французский миссионер Рубрук видел среди пленных чужеземцев в Каракоруме своего соотечественника Вильгельма (Гийома) Бушье, золотых дел мастера из Парижа, которого, как и норманнского епископа и женщину из лотарингского Меца, угнали из Белграда, когда татары вторглись в Венгрию, а также фламандского кордельера, певца по имени Роберт и множество русских ремесленников и мастеров. Они украшали дворец хана картинами и скульптурами, делали для него статуи и украшения из золота, серебра и драгоценных камней, подносы, кубки и чаши для столов и повозок, в которых на его пирах подавались роскошные яства со всей Азии, вина из Южной Европы и даже плоды и специи с далеких Индийских островов. Центр пиршественного стола хана украшал серебряный фонтан в виде дерева, поддерживаемый четырьмя массивными львами, каждый из которых извергал свой напиток из металлического горла, и за этим столом нередко сидело более тысячи гостей в один вечер. В Каракоруме терпимо относились к всевозможным сектам и конфессиям; там стояла несторианская церковь, две мечети и двенадцать храмов, посвященных разным идолам, куда ходили многие иноземные купцы, вынужденные из-за торговой выгоды или из-за бедствий войны поселиться в лагере Золотой Орды. В самом деле, до Хубилая, третьего хана после Чингиса, который принял буддизм, и Берке, брата Батыя, его преемника в качестве правителя Дешт-и-Кипчака, принявшего ислам, ханы не исповедовали иной веры, кроме веры в верховного Бога, относясь равно презрительно или снисходительно ко всем религиозным сектам и вероучениям; и наследник Гуюка Мункэ часто собирал у себя буддийских, несторианских, китайских и мусульманских священнослужителей и слушал их речи об их религиях и теологические диспуты и споры, и как-то раз он сказал Рубруку, что все люди при его дворе, которые верят в единого вечного Бога, имеют право поклоняться Ему по-своему. К нему в город также прибывали монархи-просители и пленные князья, которые владели своими престолами и сохраняли свободу только по прихоти монгольского хана и приходили искать его благоволения или положить свою дань к его ногам. Батый, наместник Запада, поставил лагерь на берегах Волги, и он, подобно деревянной столице Аттилы, занимал столько же места, сколько занимает крупный город. Он располагался на месте древнего Сарая, некогда процветающего города хазар, и построил в нем свой бревенчатый дворец, внутренность которого украшала драгоценная утварь и другие роскошные предметы, а трон, мебель и платья слуг были щедро отделаны золотом, а в центре стояли палатки его шестнадцати жен. Там он принял посольство папы на пути в Каракорум и францисканцев, посланных королем Франции Людовиком IX, когда по Европе распространились слухи, будто хан Сартак, сын Батыя и правитель области на Волге, отказался от заблуждений язычества и согласился принять крещение. Но по своем прибытии в Сарай монахи узнали, что татарский царь обратился не в католическую, а в несторианскую веру, которая была для них едва ли не хуже идолопоклонства; и когда Батый принял монахов у себя в шатре, причем они были вынуждены преклонить перед ним колена, он встретил их попытки склонить его к христианству изображением вечных мук, грозящих грешникам и неверующим, насмешливой улыбкой, а его вельможи – ироническими возгласами и хлопками. Из этого лагеря Батый издавал указы русским князьям и часто требовал их личного присутствия у ступеней его трона в качестве смиренных просителей; и там в течение двух сотен лет татарского владычества на Руси двести пятьдесят ее князей простирались ниц перед монгольскими ханами и двенадцать были казнены по их приказу в разные времена, не считая множества бояр и дворян рангом пониже.