Скифские империи. История кочевых государств Великой степи - [69]

 Шатер же этот был поставлен на столбах, покрытых золотыми листами и прибитых к дереву золотыми гвоздями, и сверху и внутри стен он был крыт балдакином, а снаружи были другие ткани. Тут [после пира] позвали нас пред лицо императора; и когда первый секретарь, Хингай, записал имена наши и тех, от кого мы были посланы, а также вождя Солангов и иных, он прокричал громким голосом, читая их перед императором и всеми вождями. послы принесли столь великие дары в шелках, бархатах, пурпурах, балдакинах, шелковых поясах, шитых золотом, благородных мехах и других приношениях, что было удивительно взглянуть… И нас также спросили, желаем ли мы дать дары; но мы уже почти все потратили, почему у нас ничего не было, что ему дать. Там же, на горе, вдали от ставок, было расставлено более чем 500 повозок, которые все были полны золотом, серебром и шелковыми платьями. Все они были разделены между императором и вождями… Когда император услышал от наших Татар, что мы пришли к нему, то велел нам вернуться к [его] матери ради того, что на следующий день он хотел поднять знамя против всей земли Запада, как нам говорили за верное знавшие про то… И когда мы вернулись, то пробыли немного дней и снова вернулись к нему; вместе с ним мы пробыли благополучно месяц, среди такого голода и жажды, что едва могли жить, так как продовольствия, выдаваемого на четверых, едва хватало одному, и мы не могли ничего найти купить, так как рынок был очень далеко. И если бы Господь не предуготовал нам некоего Русского по имени Косму, бывшего золотых дел мастером у императора и очень им любимого, который оказал нам кой в чем поддержку, мы, как полагаем, умерли бы… После этого император послал к нам сказать, через Хингая, своего первого секретаря, чтобы мы записали наши слова и поручения и отдали ему… Император, как сказали нам наши Татары, имел намерение отправить с нами своих послов… Нам же по многим причинам представлялось неудобным прибытие их. Первая – та, что мы опасались, что при виде существовавших между нами раздоров и войн они еще более воодушевятся к походу против нас. Вторая причина была та, что мы питали страх, не оказались бы они лазутчиками в нашей земле… На третий день после этого, именно в праздник блаженного Бриция, нам дали отпуск и грамоту, запечатанную печатью императора, и послали нас к матери императора; она дала каждому из нас лисью шубу, шерстью наружу и изнутри подбитую ватой, а также пурпур». После этого они отправились в обратный путь и следующей весной прибыли в лагерь Бату, а оттуда в Киев. «Даниил и Василько, брат его, устроили нам большой пир и продержали нас против нашей воли дней с восемь. Тем временем они совещались между собою, с епископами и другими достойными уважения людьми о том, о чем мы говорили с ними, когда ехали к Татарам, и единодушно ответили нам, говоря, что желают иметь Господина Папу своим преимущественным господином и отцом, а святую Римскую Церковь владычицей».

Татарский хан называл себя царем вселенной и прибавлял: «Бог правит на небе, а я на земле». Император Мункэ, отпуская от себя французских послов, передал с ними письмо их королю, которое заключало следующие вызывающие условия: «Существует заповедь вечного Бога: на небе есть один только вечный Бог, над землею есть только единый владыка Чингисхан, сын Божий… Во имя вечной силы Божией, во имя великого народа Моалов [монголов], это да будет заповедью Мангу-хана [Мункэ] для государя Франков, короля Людовика, и для всех других государей и священников, и для великого народа Франков, чтобы они поняли наши слова… заповедь вечного Бога состоит в том, что мы внушили вам понять. И когда вы услышите и уверуете, то, если хотите нас послушаться, отправьте к нам ваших послов; и таким образом мы удостоверимся, пожелаете ли вы иметь с нами мир или войну. Когда силою вечного Бога весь мир от восхода солнца и до захода объединится в радости и в мире, тогда ясно будет, что мы хотим сделать; когда же вы выслушаете и поймете заповедь вечного Бога, но не пожелаете внять ей и поверить, говоря: «Земля наша далеко, горы наши крепки, море наше велико», и в уповании на это устроите поход против нас, то вечный Бог, Тот Который сделал, что трудное стало легким и что далекое стало близким, ведает, что мы знаем и можем»[176].

После смерти Угэдэя, отравленного одной из его наложниц, его вдова Дорегене стала регентшей до выборов нового хана, однако она всеми силами постаралась обеспечить избрание своему сыну, и с этой целью в Каракорум вызвали всех наместников провинций из Европы и Южной Азии. Среди очевидцев великолепной церемонии его восшествия на престол были скромные монахи-францисканцы, которые оставили нам подробное описание совета, выборов и праздничных пиров. Курултай, то есть общее собрание, состоялось в месте под названием Семь Холмов неподалеку от Каракорума, и все дороги, ведущие к центру Татарии со всех сторон Азии, были запружены всадниками и пешими путниками. Потомки Чингисхана прибыли в сопровождении многочисленного военного эскорта, и среди них была вдова Толуя с детьми, сыновья Угэдэя, Джучи и Чагатая, за ними следовали главы племен, над которыми они были верховными правителями; наместники монгольских владений в Китае, Аргуне и Массенде; правители Персии, Туркестана и Трансоксианы, за которыми ехали местные князья и знать; султан Рума Рукн ад-Дин, Ярослав, русский великий князь, два князя по имени Давид, оспаривавшие между собой корону Грузии, брат правителя Алеппо и послы от халифа Багдада и принцев Измаила, Мосула, Карса и Кермана, богато разодетые и привезшие с собой великолепные дары будущему хану. Татарские князья с военачальниками собрались в огромном шатре, способном вместить 2 тысячи человек, вкруг которого стояла тысяча палаток размером поменьше, куда сошлась толпа купцов из Индии, Китая и Персии с самыми драгоценными товарами Востока; правитель ежедневно раздавал одеяния из шелка и золотой парчи участникам курултая, которые провели несколько дней в совещаниях, а вечеров – в пирах и музыке, решили избрать Гуюка и единодушно отдали ему свои голоса. По обычаю он сначала отказывался от трона, но после долгих уговоров согласился с желанием своих подданных и принял их клятву верности, причем закрывшая равнину огромная толпа пала ниц перед ним, после чего сопровождала его до другого лагеря татар в нескольких лигах от первого, где должна была состояться церемония восшествия на трон. Ее совершили князья и дворяне, которые усадили его на золотой трон, в то же время восклицая: «Мы хотим, молим и требуем, чтобы ты повелевал нами». Гуюк отвечал: «Если хотите сделать меня вашим царем, готов ли каждый из вас исполнять все мои приказы? Являться на мой зов, идти куда велю, предать смерти всякого, кого назову?» На это все они ответили утвердительно, после чего он сказал: «Отныне одно мое слово будет служить мне мечом». Затем, поднявшись с трона, он сел на расстеленный на земле кусок, тот же самый, который покрывал императорский трон Чингисхана, и получил такое наставление от главных вельмож и военачальников: «Смотри вверх и признавай Бога и помни про войлок, на котором сидишь. Если будешь хорошо управлять царством, если будешь щедрым и благодетельным, если будешь соблюдать справедливость, уважать ханов и вельмож по их достоинству и положению, то царство твое прославится и возвеличится, и вся земля покорится тебе; а если будешь поступать наоборот, станешь жалок и презрен и столь беден, что потеряешь даже войлок, на котором сидишь». После этой речи вельможи усадили рядом с ханом жену Гуюка и, подняв их на войлоке в воздух, громкими криками провозгласили их императором и императрицей всех татар. После этого состоялся огромный пир, на котором присутствовали все вельможи и сановники империи и на котором подавали только мясо и обильные количества рисового вина и кумыса, их национального спиртного напитка, пьянящей жидкости, и русские рабы и пленники верили, что стоит христианину попробовать его хоть раз, как его душа погибнет навеки.