Скиф - [6]

– Идея. Так и сделаю. Николаю Петровичу – водки, вина?

– Дядя Коля уехал на вахту, теперь явится через три месяца.

– Но мы же не будем его ждать, Варенька? – испугался парень.

– Нет, он сказал – как мама скажет.

– Задачу понял. Будем очаровывать твою маму. А сестра? Ей что нравится?

– Ей косметика и тряпки нравятся. Что ты хочешь от пятнадцатилетней девочки?

– А сладкое?

– Она у нас фигуру бережет, сладкого вообще не ест, даже чай без сахара пьет. Так что, о Жанне не думай. И не будет ее скорей всего, опять усвистит куда-нибудь: в кино или на танцы, на тусовку очередную.

Дима кивнул и обнял девушку:

– Ну и ладно, пускай бежит на свою тусовку, без нее обойдемся. Мама-то как вообще настроена?

– Не понять. Познакомиться с тобой – определится. Ты ей понравишься, уверена.

Парень смущенно улыбнулся:

– Надеюсь. Тещи, говорят, самый жуткий народ.

– Свекрови тоже, но мы же с Наиной Федоровной нашли общий язык. И ты с моей мамой найдешь.

– Ты меня пугаешь. Складывается впечатление этакой фрекен Бок. Но ведь как бы она ко мне не отнеслась, это не имеет значения, правда? Жить-то нам с тобой, а не с моей или твоей мамой. Давай не будем сейчас о родителях? Успеем еще их достоинства и недостатки обсудить. Я скучал, Варенька, – прижался к ней. – Весь день о тебе думал.

– А что думал? – полюбопытствовала. Как он ей нравился, глупой девчонке, какой бездной достоинств она его наделяла…

– Хорошее. Какая ты у меня замечательная, как здорово, что любишь меня. И за что? Такого неуклюжего, не супермена, не Рокфеллера, не Ньютона. Ты ведь такая умница, красавица. Я как на службе целый день твои письма мысленно декламировал и все думал, как же это замечательно, когда ты любишь, и тебя в ответ любят, когда есть к кому идти, а значит, есть к чему стремиться и ради кого. Я даже стишок сочинил: Варенька, любимая моя, ты как солнышко в моей судьбе, и спасибо милая тебе, за сиянье глаз, за чудную улыбку, за тепло души. Я с тобою ангел мой, на веке.

– Не Петрарка, – улыбнулась Варя.

– Увы, – вздохнул Дмитрий. – Был бы им, посвятил тебе целые тома стихотворений и поэм. Но может все впереди? – улыбнулся, и крепко обнял. – Я люблю тебя, Варенька, если б ты только знала, как я тебя сильно люблю.

– Я тоже тебя, Димочка, очень, очень.

Парень, щурясь от солнца, посмотрел на убегающие за окнами строения, прохожих, расцвеченные весенним солнышком и зеленью улицы и сказал:

– Представляешь, мы еще в самом начале нашей жизни, в самом-самом. Почти на старте. И впереди нас ждут долгие счастливые годы. Пройдет пять лет, десять, изменятся улицы, изменимся мы, а наша любовь станет лишь крепче и ярче.

Господи, неужели он так говорил? Неужели я серьезно в это верила?..

Ах, да – дети. Она же так их хотела! Как любая дурочка, чья голова забита главным в жизни женщины – семья, дом, дети… Как там в немецкой формуле женского счастья? „Киндер, кирхе, кухня“. Только на эти три „ка“ может претендовать женщина, только в них она имеет право существовать. Только существовать. Жить – привилегия мужчин».

Макс закрыл тетрадь: может и прав парень, отправив эту «Мексику в розовом соусе» в воды Фонтанки?

Но каковы перепады?

Мужчина взял в руки кружку с кофе и повернулся в кресле к окну: девушка явно больна – пишет о себе, но словно о другой, потом путается и на миг как озаренье – это же я, затем снова дистанцируется от себя самой и пишет от третьего лица. Клиника.

За окном намечался ливень и Макс вздохнул: придется переждать. Идти по КАДУ через стену дождя не хотелось. Не такой уж он любитель экстрима. Хотя, можно и не ездить в «Мегу» сегодня – завтра затариться.

Взгляд опять упал на потрепанную обложку тетради.

А чем еще заняться, коротая время до прояснения в небе?

«Они выскочили из автобуса и двинулись в сторону ворот рынка. Шли, взявшись за руки и, молчали. А что говорить – им было хорошо вместе без слов.

– Странно, мы с тобой даже не разу не поссорились, – задумчиво протянула Варя.

– Зачем?

– Не за чем, просто. Другие ругаются, у них как-то бурно все проходит.

– Ну, хочешь, повздорим? Только зачем?

– Не про то я. Не хочу ссорится. Удивляюсь – как же мы с тобой влюбились так друг в друга, что даже тем для ссор нет.

– Потому что подходим. Ты любишь что я, я – что ты. И мнения на вопросы сходные. Чего ругаться? Тема?

– Обои например.

– Что „обои“?

– Ты какие в комнату хочешь?

– А ты? Варя рассмеялась – вот и поспорили!

– В цветочек.

– Идет!

– Нет, я передумала, возьмем с геометрическим рисунком.

– Да хоть с арифметическим. Ты хозяйка, женщина, тебе виднее.

Девушка с благодарностью прижалась к своему будущему мужу и на миг зажмурилась – до того хорошо стало – она станет хозяйкой! Будет стирать Диме рубашки, гладить, готовить ужин, завтрак, убираться в их, только их совместной с любимым комнате, обустраивать ее, как ей нравится. И ни мамы, ни отца, ни сестры – ворчуньи со своими завихами и указаниями – только она и Дима. Что захотела, то и сделала. Она!

Дима вышагивал гордо, видно тоже распирало его, что без пяти муж, в предвкушении самостоятельной жизни плечи сами расправлялись. Будущая ответственность не воспринималась тяжелой ношей и потому не гнула – окрыляла, вознося в заоблачные дали иллюзий. И казался он себе в этот момент не худым, невысоким и невзрачным пацаном, а сильным, огромным и высоким красавцем. Ему сейчас что стокилограммовую штангу одной левой толкнуть, что толпу хулиганов раскидать – легко – взгляд Вари тому порука: восхищенный, влюбленный, доверчивый, наделяющий предмет своего обожания невиданными достоинствами. Как им не соответствовать?