Сказки. Том 3 - [13]

Ум–дада почувствовал себя плохо и ушел в большое дупло древнего дуба, в котором он ночевал. Бабаха–уа понимал, что погорячился, и колдун может опять обидеться на всех. Тогда он ничего не скажет, а кому от этого лучше? Все знали, что у хитрого Ум–дада на голове сверху привязана мягкая подушечка, потому что обиженные дикари часто не сдерживались при встрече с ним, а то и просто приходили специально, чтобы его поколотить, если не могли, например, догнать дичь, или вчерашний дождь всё ещё не кончился. Колдун к этому привык и поэтому ходил весь обвязанный толстыми подушками. Зато он жил отдельно в своем личном дупле и мог оттуда всех ругать по ночам, когда они спят.

Но сегодня, после праздника Всех Больных народ всё ещё никак не мог угомониться. На празднике лечили всех больных сразу от всех болезней. Для этого надо было очень хорошо поесть, так, чтоб пузо стало круглым, как барабан. Только племя Бешеных Тараканов знало об этом чудодейственном рецепте спасения от всех болезней сразу и передавало его от отца к сыну, от деда к внуку с незапамятных времён. Потом, после обеда, всем надо было обязательно с кем–нибудь подраться, чтобы показать другим насколько хорошо ты выздоровел. Дикари дрались с удовольствием. При этом они так громко вопили, пищали, рычали и хрюкали, что никто в лесу спокойно заснуть не мог. А некоторые зайцы так и тряслись от страха по кустам до следующего праздника.

Но и это было ещё не всё! Поздно ночью начинались дикие пляски Бешеных Тараканов! Знаменитая танцовщица Оп–цаца так дрыгала руками и ногами под грохот колотушек и погремушек — всеми любимых народных музыкальных инструментов, что вслед за ней пускались впляс все поголовно. Вот как было здорово!

Одному колдуну всё это не нравилось. Он ворчал и ворчал, ворчал и ворчал, ворчал и ворчал. Уже все спать легли. А он всё ворчит. Ну, кому такое понравится? Так что, пусть он лучше не снимает своих подушечек. Пригодятся ещё.

— А ты приходи к нам на праздник! Посмотришь, как весело будет! — воскликнул Бабаха–уа безнадёжным громким голосом и, не дожидаясь ответа, быстро ушел.

Ум–дада поворчал ещё немного, понял, что возле дупла никого нет, и вылез наружу. Начинался рассвет. Нежно–серебристое небо было таким красивым, редкие тающие ясные звёздочки так сияли на нём, что колдун невольно залюбовался и забыл обо всех своих обидах. Он глубоко вздохнул, снял с себя все подушки и пошел к Бабаха–уа мириться. А что? Пусть удивляется. Он же не видел рассвета. Вернее, никогда не замечал его. А жаль. Может быть, именно этого ему и не хватало всю жизнь…

ЗАЯЧЬЯ ВОЙНА

Вечный рыцарь Лилиеншпагер любил объезжать свои владения. У них в роду так уж заведено было: — Война, война и ещё раз война. Потому времени на объезд всяких там владений не хватало и на всякий случай вообще запрещалось, а значит, объезжать владения было приятно. Потому что запретный плод — это запретный плод.

Вдруг слуги увидели зайца и тут же дали за ним стрекача. Лилиеншпагеру стало нехорошо. Как можно такое? Нет, нет, нет, зайцы — это уже не модно, это дурной вкус! И тогда он поехал дальше. А тут и владения кончились. Настроение испортилось. Подул ветер, и загремел гром. Этого ещё не хватало. Настроение испортилось ещё раз. Лилиеншпагер надулся на всех. Кстати, погода успокоилась. «Пора и честь знать,» — подумал Лидиеншпагер и собрался на войну. Тем более, что сделать это было нетрудно, поскольку свои владения кончились, зато чужие только начинались. Он ещё немножко постоял на месте и тихонечко вторгся на чужую территорию. В кустах послышался громкий треск и раздались азартные крики, перемежаемые крепкими выражениями. «Вот и враги сразу нашлись,» — подумал Лилиеншпагер и с наслаждением вынул из ножен длинную шпагу. Из кустов выскочил заяц с ошеломлёнными глазами на поллица.

Заметив вооруженного рыцаря Лилиеншпагера, зверёк совершенно остолбенел. Крики в кустах затихли, перейдя в неуверенный шёпот. «Дворня вернулась,» — догадался Лилиеншпагер, хмыкнул и вложил шпагу обратно. Затем он подошёл к несчастному зайцу и дабы приободрить животное, стоявшее столбняком, ласково (как ему казалось потом) потрепал того по загривку. Слуги шумно выдохнули и высыпали из кустов. Заяц как–то странно закосил глазами на всё это, вскрикнул и упал замертво.

Честно говоря, все очень огорчились. Особенно горевал рыцарь. Он заказал местному фотографу гигантскую фотографию зайца с окосевшим лицом, выкупил у соседа тот клочок земли, где всё это произошло и построил там на собственные деньги маленький приют для беглых зайцев и прочей мелкой живности. Впрочем, сторонним людям он рассказывал, что ту землю он, конечно, отвоевал. В память о зайце, разумеется.

И БЫЛА МЫШЬ…

(сказка на ночь)

И была мышь. И звалась она слоновою. И были слоны. И звались они мышиными. Огромные–преогромные, неторопливые такие. Чуть больше мыши.

День восьмой.

В те времена в неделе восемь дней было… Как соберутся мышиные слоны посреди озера, как налетят да начнут крякать: хоть уши под подушку складывай! А по берегу слоновая мышь бродит, лапки потирает. Мышам слоновым доверья нет. Недаром они по деревьям ночью лазают и кричат по–дикому, глазищи выпучив. Нагловатый народец, вечно что–нибудь замышляет, пока простые мышиные слоны крякают посреди озёр да гнездятся в камышах.