Сказки старые, да на новый лад - [9]
— Вы что тут делаете?
А они:
— К нам немцы ворвались, людей поубивали, живьем сжигали, кости ломали, руки, ноги вывертывали, глаза выкалывали. Дома спалили, скот отняли, на улицу выгнали. Мы в лес и убежали. Достань оружие!
Мальчик-с-пальчик сказал:
— Ладно. А что же со стариками делать?
Тут один из них вышел, палец выставил.
— Видишь?
— Вижу.
Старик палец крючком изогнул.
— Сгинается?
— Ну, сгинается.
— Значит, я и стрелять могу.
— Верно, — сказал Мальчик-с-пальчик. — Ну, а старуха?
— А я всем вам кашу варить буду.
— И то дело! — сказал Мальчик-с-пальчик. — Ждите меня.
И исчез.
Вышел Мальчик-с-пальчик к дороге, у обочины затаился, прислушался. Вдруг слышит: копыта стучат, ноздри фырчат, колеса грохочут.
«Обоз идет»!
Только подъехали, а Мальчик-с-пальчик застонал: «Ох! ох!» Они и остановились. Кругом пошарили — ничего нет.
— Доннер веттэр! — сказал фашист. — Наверное, почудилось, темнота ведь!
И поехали дальше.
А Мальчик-с-пальчик уж в воз забрался, меж ящиков спрятался.
Вот он выждал время, как с горы ехать, да ка-ак свистнет!
— Майн гот! — сказал фашист. — Никак большевики гонятся?
А другой бормочет:
— Д-д-д-д-авай, п-п-погоняй! — и у самого зуб на зуб не попадает.
Мальчик-с-пальчик пальцы в рот заложил, свистнул.
— Уищ-щ-щ!
Испугались кони, понесли с горы вниз по колдобинам, по выбоинам. Ящики с возов по сторонам летят, грохочут.
— Хальт! Хальт! — кричит офицер.
— Караул! Спасайтесь! — вопят солдаты.
И ну с возов да в кусты. А Мальчик-с-пальчик знай свищет, к офицеру подобрался, как ему в ухо дунул, тот аж под самое колесо…
А Мальчику-с-пальчику это и нужно. Он тогда по-русски коням сказал:
— Тпру! — и тут же их родным словом благословил.
Они и стали.
Мальчик-с-пальчик одну подводу к другой привязал, сам на переднюю сел, коня заворотил и ну погонять. Ночь не кончилась — к своим прискакал:
— Это нам Гитлер прислал!
И смеется.
— Ну теперь дело иное! — сказали колхозники. — Теперь мы к немцам в гости пойдем: долг платежом красен. Пойдем так целовать, миловать, обнимать, что они все околеют, окаянные! Из нашей земли начисто выведем, всех до единого!..
Тронулись в путь — батюшки мои! — полк не полк, а целый отряд. Идут, винтовки на плечах несут, у пояса гранаты…
Лучше не попадайтесь, немцы, партизанам!
Шли, шли… Вдруг, смотрят, город стоит. Посреди города площадь, а на ней немцев видимо-невидимо, и все галдят, хайль кричат, распоряжаются, ворованное белье в стирку отдают…
А кругом пленные жители плачут, убиваются, связанные по рукам и ногам — томятся, казни ждут. Казни ждут, а немцам в рыла плюют, не сдаются, не кланяются.
Закипела кровь у партизан.
— Вот мы фашистам сейчас покажем кузькину мать! Умрем, а повеселимся.
А Мальчик-с-пальчик их остановил.
— Умереть не мудрено, а вот победить мудренее. Они друг дружку не считают, не жалеют, а у нас каждый человек — человек. Их вон сколько, а нас — все мы и только.
— Что ж делать? — говорят партизаны. — Неужто уходить?
А Мальчик-с-пальчик уж отвечает:
— И уйти не страшно, коли знаешь, что назад вернешься. Только сейчас уходить не след. Вы вот, послушайте: кругом города залягте и ждите. А я туда пойду, когда все готово будет, знак подам. Вы и придете.
Сказал и ушел.
Пробрался Мальчик-с-пальчик в город. В конюшню фашистскую залез. Жеребца самого что ни на есть приметного, белого, выбрал, за ухом у него в гриве спрятался и стал ждать.
Вот вошел конюх в конюшню, а Мальчик-с-пальчик спокойно вслух и скажи:
— Долой Гитлера!
Испугался конюх, задрожал, на белого жеребца уставился.
А Мальчик-с-пальчик опять свое:
— Долой Гитлера!
А остальные кони овес жрут, и так это тихонько ржут:
— И-го-го-го! (мол, правильно!)
Стоит конюх ни жив, ни мертв.
— Мало того, что белый жеребец против фюрера восстает, так и остальные кони с ним заодно!
А Мальчик-с-пальчик в это время так гаркнул, что сам белый жеребец встрепенулся и копытом стукнул.
— Майн гот! — вскричал конюх. — Бунт!
Побежал конюх к обер-лейтенанту. Обер-лейтенант к полковнику, полковник к генералу, генерал к наместнику.
— Так и так, ваше высокопревосходительство. Белый жеребец остальных коней против фюрера подбивает, кощунственные слова вслух произносит. Да мало того, еще ржет и копытом стучит.
— Хальт! — кричит наместник. — Замольчать!
Бросились они все на конюшню. Двери распахнули, ворвались, а белый жеребец на них глянул, удилами хрустнул и сказал:
— Долой Гитлера! — и, помолчав, добавил — У-у! Фашистская сволочь!
Тут все и оцепенели: Мальчика-с-пальчика-то не видят, а жеребец на них злым глазом косит.
Первым в себя наместник пришел. Подскочил, руками замахал, завизжал:
— Арестовать! Расстрелять! Четвертовать! Сжечь! Повесить! О-о!..
И упал, обессилев, адъютантам на руки.
А белый жеребец повернулся к фашистам задом и так это хвостом пренебрежительно махнул.
Тут обер-лейтенант выскочил, саблю выхватил.
— Взять! — кричит. — Овес отнять, допросить!
А наместник ногами затопал, кровью налился, заорал:
— Нечего с ним разговаривать! Казнить немедленно!
Повели жеребца на казнь. Два штурмовика его под уздцы ведут, дюжина по бокам штыками стращает, позади пушку везут, ядра закладывают. За ней брюхатый наместник бежит, задыхается, а за ним целая свора «СС»-овцев несется. По сторонам солдат выстроили.
