Сказки Старого Фонаря - [15]

  Белый циферблат часов, аляповатым пятном видневшийся на городской ратуше, окончательно успокоил Альберта. Скоро часы пробьют полночь, ничего не произойдет, и он сможет спокойно уйти домой.

  На самом деле Альберт уже сейчас хотел отправиться восвояси, но крохотная надежда на быстрое, и, самое главное, легкое избавление от проблемы все-таки жила внутри него и не давала развернуться и пойти в сторону дома. Он встал, облокотившись на решетку моста, и уставился невидящим взглядом на реку.

  Луна вынырнула из-за облака и окрасила картину каким-то мертвенным синим светом; река подернулась рябью и отразила лунную дорожку, бегущую до следующего моста и теряющуюся за поворотом. Продолжив взбираться на небо все выше, лунный диск окончательно рассеял сумерки и Город казался будто накрытым серебристым пологом; шаловливые лунные лучики, играясь, отражались от стекол окон и прыгали дальше, дальше по одним им известным делам. Ветер стих, и в этом безмолвном лунном свете стали отчетливо видны шесть мостов, стоящих вдалеке.

  Бом! – прокатилось по крышам и умерло где-то вдалеке. Бом, бом, бом…

  "Полночь", – сердце Альберта ухнуло и остановилось. Часы продолжали бить, их бой отчего-то показался ему зловещим.

  С двенадцатым ударом, когда затихло эхо и последний звук умер, разбившись о небо, наступила странная, неживая тишина. Альберта окатило холодным потом, и он поймал себя на мысли броситься бежать, бежать куда угодно, главное – подальше отсюда, от этой странной, мертвой тишины, словно колпаком накрывшей мост. Он обругал себя трусом и срывающимся голосом пробормотал:

– Хранитель Семимостья, выйди и исполни желание.

  Ничего не произошло. Вода под мостом все также текла, а луна, как и минуту назад, пялилась с неба вниз.

  Альберт выдохнул, разочарованно и в то же время с облегчением. Он попробовал это средство, оно не помогло, и хотя проблема по-прежнему на месте, ничего страшного или пугающего с ним не случилось. Теперь можно идти домой. А лучше – зайти в трактир к Иоганну и вдоволь посмеяться над тем, как ловко тот разыграл приятеля.

  Он начал спускаться обратно, но не успел сделать и шагу, как перед ним, будто из-под земли, вырос человек. Невысокий, слегка полноватый, с тяжелым отечным лицом, облаченный в черный сюртук; начищенные до блеска пряжки на его туфлях тускло блестели, седые волосы, перехваченные черной лентой, серебрились в лунном свете, белые пальцы сложенных на животе рук выделялись в ночной темноте – в нем не было ничего необычного, на первый взгляд, но отчего-то мороз пробирал по коже от одного только его присутствия.

  "Глаза, – понял Альберт, – у него нечеловеческие глаза".

  Глаза незнакомца и впрямь были жутковатые. Круглые, чуть навыкате, они горели пронзительно-голубым светом, вертикальный зрачок багряного отлива смотрел, казалось, прямо в душу, вынимая из нее самую суть и заливая туда ровную, черную пустоту.

  -Кто меня звал? – голос Хранителя оказался низким, скрежещущим, режущим слух.

  -Я, – сказал Альберт.

  Это "я" получилось каким-то жалким, и он, на всякий случай, уже более уверенно повторил:

  -Я звал тебя, чтобы ты исполнил мое желание.

  Хранитель Семимостья медленно, будто каждый шаг давался ему с неимоверным трудом, отошел от Альберта и прислонился к решетке, уставившись своими страшными, немигающими глазами на молодого человека.

  -Желание, – сказал он, – да, я могу исполнить твое желание, только вот что ты можешь предложить мне в обмен на эту услугу?

– Я… – Альберт осекся. Трактирщик не говорил о том, что Хранителю придется платить, но в любом случае денег у него не было, окромя тех последних пяти монет, – у меня совершенно нет денег…

  Хранитель пальцем поманил Альберта к себе.

  -Не все в этом мире продается и покупается, молодой человек, – назидательно произнес он и его светящиеся глаза сверкнули, – у вас есть кое-что, что вы сумеете мне подарить.

  -Подарить? Что?

  -Например, вашу душу, – красные зрачки, поймав луч лунного света, сузились, и Хранитель Семимостья стал на какой-то миг еще более жутким, – да, я помогу вам, если вы мне подарите душу.

  С этими словами он достал из кармана потертый кожаный кошелек с проржавевшей застежкой, подошел поближе, так, что его глаза оказались совсем близко от Альберта, и довольно потряс кошель около его уха. Внутри что-то зазвенело, отчаянно и тонко, будто тонкие серебряные чешуйки бились друг о друга.

  -Все мы коллекционеры в своем роде, – промолвил он, пряча кошель обратно в карман сюртука, – я вот коллекционирую души. А каково, кстати, твое желание?

  -Я хочу жить так, как жил все эти годы в Городе, – не задумываясь, сказал Альберт, – в достатке и благополучии, не думая о том, где взять денег на кусок хлеба.

  -Значит, деньги, – задумчиво проговорил Хранитель, – люди всегда хотят денег и власти, так что я не удивлен. Ну так как, молодой человек, вы согласны на мои условия?

  Альберт молчал. Синие фосфоресцирующие глаза, не мигая, ждали его ответа.

  -Как же я буду жить без души? – наконец спросил он, – если не будет души, то я, наверное, сразу же умру?

  Хранитель расхохотался каким-то лязгающим, резким смехом.