Сказки старого дома - [72]

— Зачем ты ей дал два риала, если у нее в руках пятьдесят золотых?

— В руках-то в руках, да мне кажется, недолго будут у нее в руках. Пятьдесят золотых динаров — обычный выкуп за неопасного преступника. Какая-нибудь несчастливая случайность, вынужденные долги. В общем, всякая мелочь, но за которую в зиндане^[13] можно просидеть очень долго. Может быть, отец или брат. А поскольку ей требовалось именно пятьдесят динаров, то значит, дома денег нет совсем. Пойдем-ка к моему жилищу. Давно обедать пора. И вот тебе еще один совет. Не пытайся применять нашу отечественную мораль к этому случаю. Я имею в виду, что, мол, нельзя пользоваться чьим-то затруднительным положением и всё такое прочее. В первую очередь тебя не поймет сама Зубейда. Она совершенно сознательно пошла на это на всю жизнь, и попытку не принять ее обязательства, включая физические, сексуальные, она не поймет и сочтет за оскорбление. Таковы здесь законы, традиции и воспитание. А поскольку она и писать умеет, то похоже, что хорошо воспитана. Ведь пошла же на такую жертву. По договору родственники могут ее выкупить обратно за двойную цену, но мне о таком событии где-нибудь слышать не приходилось.

— Хорошо, учту твои советы, Ахмед.

— А вот и улица Ткачей. А вот и мой дом.

Мы останавливаемся у довольно большого для этого места и времени каменного дома. Именно каменного, а не глинобитного, каких в Багдаде большинство. Два этажа, фасад длиной локтей пятьдесят, высокая и тоже каменная глухая ограда внутреннего двора, рельефный, украшенный изразцовым орнаментом фасад. Всё говорит о богатстве хозяина. Не так уж и далеко, казалось бы, локтях в двухстах-трехстах за домом высятся ажурные формы дворца халифа. На стук в дверь нам навстречу как пуля вылетает девчушка лет семи-восьми и с визгом виснет на шее у Ахмеда.

— Бабушка, бабушка, мама, папа, дедушка приехал!

— Ты что, ты что, Джамиля, меня, старого, чуть с ног не сбила!

— Не ври, дед. Ты не старый, а старший, и я не слезу с тебя. Поехали в дом. Кто это с тобой?

— Наш гость.

— Ничего, дед, не расстраивайся. Гостей мы тоже любим.

Между тем, видимо, вся или почти вся наличная семья Ахмеда столпилась внизу. С десяток взрослых обоего пола и дюжины две детей от мала до велика. Я ткнул Ахмеда в спину пальцем и на ухо шепнул:

— Ну, Ахмед, ну, Ахмед, слов моих нет. Бес тебя в ребро! Надо же наплодил сколько и главное где!

Со всей галдящей компанией Ахмед справился в два счета.

— Подайте нам обедать в угловой комнате для гостей. Наш гость там остановится. Приготовьте рядом комнату для прислуги. Она скоро придет. Не мешать нам, — и уже обращаясь ко мне: — Пойдем.

Большая комната со всем набором необходимой мебели на втором этаже. Окна на дворец халифа, терраса, с которой можно войти в почти привычный и довольно большой, совмещенный санузел с каким-то подобием унитаза, раковиной, но почему-то без умывальника, и емким, выложенным изразцами углублением в полу. В углублении дырка с затычкой. Прототип ванной? Чувствуется влияние более поздней цивилизации. Рядом с санузлом, на террасе — дверь в комнату прислуги. Дальше еще двери куда-то.

Садимся за стол и вкушаем, что Аллах послал. А послал он, разумеется, бесподобный плов, пару жареных куриц и густую, наваристую и остренькую похлебку. Это не считая еще всякой другой съестной мелочи. Вино мне не нравится, но молчу. Люблю сладкие, а не сухие вина. Ахмед просто наслаждается пловом, да и я тоже. Интересно, а Зубейда сможет такой плов приготовить?

— Сможет, — произносит Ахмед.

— Ты что, умеешь мысли читать?

— Нет, читать не умею, но твои мысли в данный момент вычислить несложно.

— Брось, как это?

— Зубейда хорошая девушка. Не зря же ты ее выбрал. Учитывая же твою молодость и недавность покупки Зубейды, ты не можешь не думать о ней. Плюс видно, что плов тебе очень понравился. В сумме, так или иначе, склеится применение Зубейды к приготовлению плова. Так что всё очень просто. Если у нее сразу не получится, то мои жёны ее научат.

— И сколько у тебя их?

— Четыре. Причем две куплены, как и Зубейда.

— А детей?

— Одиннадцать. Здесь живут две дочери и три сына со своими семьями. Остальные уже давно отделились.

— Уживаются те, что здесь?

— Я их не распускаю. Если что, то любой получит на всю катушку за действительную вину. Но и балую я всех очень и очень. Только Джамиле спускается буквально всё. Уж такая бесовка, что сердиться на нее невозможно. Но поразительная умница в свои почти восемь лет. На Востоке терпимо, но всё равно с предубеждением относятся к грамотным женщинам, и будет трудно дать Джамиле хорошее образование. А она к знанию стремится. Родилась на тысячу лет раньше времени.

— Скорее родилась-то вовремя, но не там, где нужно. Твоя ведь внучка, а не торговца Ибрагима, с которым ты здоровался на базаре. Так что, сам понимаешь, ей бы еще года три назад оказаться в Питере, а теперь уже поздновато. На дошкольницу не очень сложно сделать фальшивые документы, а на школьницу уже почти невозможно. Хотя с другой стороны, восьмидесятые годы кончаются. Видишь, что вокруг происходит? Дальше, наверное, беспорядка будет еще больше. А в беспорядке многое можно провернуть. Только вот как родители Джамили отнесутся к ее исчезновению отсюда?